Аларик быстро обрисовал ситуацию в улье Сибелиус, осторожно подчеркивая потенциал широко распространенной коррупции, ереси и растущее свидетельство скрытой силы, представленной этим таинственным «Хором», действующим в городе, манипулирующим событиями из тени, контролирующим тех, кто находится внутри структуры власти Мегаполиса в своих собственных, неизвестных целях. Он говорил об убийстве Торна, о препятствовании Вейна и о шепоте непристойностей, который цеплялся за Шпиль, как саван, угрожая задушить любые попытки раскрыть правду. Однако он был осторожен, чтобы сказать как можно меньше об истинной природе их врага, о причастности Хаоса, пока не убедится, что Кузнецов действительно в безопасности, что его штаб-квартира и эта связь не могут быть скомпрометированы. Он знал, насколько коварными могут быть Губительные Силы, как они могут проникнуть даже в самые безопасные места и развратить даже самых преданных людей. Это потребует большой осторожности с его стороны.

«Мне нужна твоя помощь, Кузнецов», – заявил Аларик, его голос стал жестче, не оставляя места для сомнений в серьезности ситуации. Ему нужна была поддержка Кузнецова, его рабочая сила, само его присутствие в этом Улье, если они хотят добиться успеха. Однако это потребует деликатного подхода. В конце концов, он не мог просто обвинить Лорда-Генерала в ереси без неопровержимых доказательств. Сейчас он должен сделать вид, будто эта просьба была просто о расследовании убийства, чтобы защитить Священника-следователя от тех, кто хотел бы, чтобы его убрали, не выполнив свой долг по защите губернатора Торна. «Мне нужны войска, которым я могу доверять, солдаты, которые выступят вместе со мной против всего, что будет дальше, которые не колеблясь выполнят приказы, какими бы трудными или опасными они ни были. В этом городе гниль, мой друг, раковая опухоль, которую нужно вырезать, прежде чем она распространится на всю планету, прежде чем она поглотит все на своем пути. Я считаю, – добавил Аларик после минутного колебания, – что мы можем столкнуться с началом организованного восстания или чего-то похуже, и что может потребоваться крупномасштабное военное вмешательство, чтобы восстановить порядок и обеспечить безопасность тех, кто находится в этом Улье, кому нельзя позволить попасть в руки тех, кто хочет настроить их против Империи, кто хочет разрушить этот мир изнутри». Признать такое, показать то, что может быть воспринято как слабость, противоречило его природе, его многолетним тренировкам, его инстинктам. Он знал, однако, что Кузнецов , из всех людей, поймет, что он увидит правду в его словах, как один солдат другому, как один верный слуга Императора другому. В конце концов, они не раз спасали друг другу жизни. Он мог доверять Кузнецову , насколько он мог доверять кому-либо в этой ситуации.

На другом конце провода повисла долгая тишина, вес слов Аларика тяжело висел в воздухе, последствия того, что он предлагал, чего он просил, проникали в сознание. Аларик почти слышал, как крутятся шестеренки в голове Кузнецова, полковник взвешивал свои варианты, оценивал ситуацию, рассчитывал риски, как он делал это бесчисленное количество раз до этого на полях сражений по всей галактике, в ситуациях, когда одно решение могло означать разницу между победой и поражением, между жизнью и смертью для тех, кого он вел, для миров, которые ему было поручено защищать. Аларик терпеливо ждал, зная, что Кузнецов не примет такое решение легкомысленно, что ему понадобится время, чтобы обдумать последствия того, о чем его просили, и подготовить свой полк к тому, что может потребоваться от них.