– Можно я пойду к тебе?

– Ко мне? – брови Франца подпрыгнули от удивления; осмыслив ее слова, он хмыкнул: – Точно желаешь посетить уголок бедности? Уверен, наши дома разные, тебе будет некомфортно.

Девушка убежденно мотнула головой.

– Не веришь мне, – продолжал студент. – А я тебе скажу: там жутко тесно!

– Я могу спать на полу, – легко отозвалась Рене.

– Такие жертвы? Однако нет, я бы не допустил такого, – молодой человек некоторое время помолчал, а затем вздохнул: – Прости, мне ведь завтра на работу. Как я тебя провожу до дома завтра, если уж ты хочешь ночевать у меня?

– Не иди на работу!

Смешок вырвался у Франца, и он с беззлобной иронией покосился на подругу.

– Я не могу так, извини.

– Можешь, – упорно протестовала девушка. – Я принесу тебе сколько хочешь денег.

– Не стоит, Рене, я справлюсь!

Безмолвие окутало их уста, как чернота – крыши зданий. Звезды не сияли. Их перекрыли густые тучи, прогоняемые упрямым ветром.

Две фигуры замерли на перекрестке. В этот миг они были похожи на затерявшихся птенцов, однако их наполненные мыслями взгляды являлись слишком тяжелыми для свободных птиц.

Девушка с тоской повернулась к юноше.

– Останься со мной, – лишь молвила она, и руки ее сами собой опустились.

Легкий холодный порыв, словно морской бриз, пробудил дрожь.

– Хорошо, – сдаваясь, расплылся в улыбке Франц.

Силуэты продолжили путь в умиротворенной тишине, столь приятной тишине согласия и счастья.

Быстротечность

радости

Свет встретил обитель студентов весьма хмуро. Ночь незаметно для сновидений перетекла в пасмурное утро, закутавшееся в облака, словно замерзшая дама в заячий тулуп. Размытая точка блеклого солнца восходила над горизонтом.

Лежа на диване ржавого цвета с одинокой подушкой, Франц глядел в потолок туманно-голубыми глазами. Он давно не спал, вернее, совсем не спал. Бессонница сжимала его в безжалостных тисках до восхода. Юноша устало воззрился на часы.

«Семь. Пора бы на работу».

Осознав полноту тоскливости и драмы его мыслей, сон снизошел до молодого человека. Повернувшись спиной к окну, Франц задремал.

Остальных жильцов квартиры не трогали волнения. Леон, полусидя, покоился на прижатой к стене подушке; голова его была забавно откинута, и мерное сопение едва тревожило покой комнаты. На коленях студента лежала случайно закрывшаяся книга. Серые лучи падали на обложку и проясняли надпись «Жан-Поль Марат», более крупные, почти стершиеся буквы составляли название «О человеке».

В другой комнате крепко спала Рене, руками обхватив подушку, как самое ценное в ее жизни. Девушка лежала в том же легком домашнем платье. Из-под небрежно накинутого одеяла виднелись плечи, покрытые мелкими ссадинами.

Раскат нежданного грома вторгся в ее сновидения, и она приподняла черноволосую голову. Едва уловимые грезы баюкали ее; сонливость брала свое, заставляя девушку то пробуждаться, то засыпать. Тихий стук вконец рассеял дрему.

– Ты спишь, Рене? – шепнул знакомый голос.

Гостья мгновенно отозвалась, наскоро поправив платье.

– Уже почти девять, – сообщил Франц тем же тоном; он не входил в комнату, разговаривая сквозь приоткрытую дверь. – Полагаю, твои родители волнуются.

– Не беспокойся о времени! – уверила Рене и, убедившись, что все в порядке с внешним видом, вышла из комнаты навстречу другу.

Юноша озадаченно свел брови, не из-за нежелания верить ей, но из-за понимания, что беглянке грозит суровое наказание. Он со вздохом покачал головой.

– Ты знаешь, я всегда поддерживаю твои сумасбродства, – ласково сказал молодой человек, в попытках быть услышанным. – Но сейчас, пойми, я не могу не беспокоиться.