– Оригинально мыслите, товарищ кавалерист. А мне в Забайкалье на лошадке точно не получится. Тем более, Люлю ребёнка хочет.
– Люлю?
– Юлия, жена, то есть.
Статный посмотрел на здание Таврического дворца и сказал:
– Знаешь, а ведь многие ленинградцы даже и не знают про улицу большевика Воинова, знают её как Шпалерную улицу. Про Урицкий дворец и спрашивать не надо.
– Я это уже понял, – ответил второй. – Равно как и то, что многие здесь по-прежнему считают себя не ленинградцами, а питерцами.
– Я вот не мог найти Кавалерийскую школу РККА. Но достаточно было спросить про царские казармы Аракчеева – сразу подсказали, куда свернуть.
– Это Зиновьева вина, – ответил кавалерист из Белоруссии. – Недостаточно поработал.
– Точно, – статный офицер вздохнул, – по этой улице сам Ленин ходил в ночь революции!
Офицеры свернули и шагнули в здание бывшей Царской «Лошадиной академии».
– Ну, будем знакомы, я Костя Рокоссовский.
– Георгий Жуков.
– Скакать, стало быть, любишь раз до Минска марафон хочется устроить. И я тоже. Устроим поединки? А с шашкой как?
Жуков посмотрел на него, и улыбочка снова пробилась в разрезе глаз.
– Да легко. Зарубим шашку? А у тебя, я смотрю, орден и медали. И у меня почти такие же.
– Да, да, Георгий. У нас много общего.
Офицеры подошли к прилепленному на доске листу и начали искать свои фамилии. По коридору ходили люди в форме и в гражданской одежде. Жуков, поморщившись, читал список и вдруг тихо произнёс:
– Смотри-ка, а у нас и отчества совпадают, а, Константинович?
– Да не то, чтобы очень совпадают…, – тихо начал Рокоссовский, но этих слов не расслышать, а Жуков тем временем повернулся к нему, крепко пожал локоть и сказал: «Мы теперь с тобою, брат мой Рокоссовский, на всю жизнь связаны, видать. Далеко пойдём».
– А мы не опаздываем?
Кавалеристы повернулись и только теперь заметили третьего офицера, который неслышно подошёл искать в списках своё имя.
– Нам сказали, ещё есть время. Что за говор у тебя такой? Ты что, грузин?
– Да нет, армянин он, – уверенно сказал Жуков. – Знаю я их речь. У нас в Минске комдив есть, Бэ.. Бжшкянц фамилия, Слыхал? Братья армяне, ну как можно четыре согласных сразу: Бэжэшэкэ… Как это вообще выговорить? Благо, революционная кличка – Гай.
Рокоссовский рассмеялся: «А ты часом не Мкртчян, дружище? Там вообще пять согласных. У меня в Забайкалье армянин служит. Мкртыч Мкртчян. А я его всё Никитой зову. Язык берегу».
Жуков попытался с разбегу произнести: Мкр… мэкере… мэкэрэрэтэче… Нет, не могу.
– Бедные мкртчяны, как они в России обходиться будут? Хотя, коли мне дались имена байкалских бурятов, смогу и твою фамилию…
– Подожди, Костя. Мкртэче… мкрэт… Слушай, серьёзно, как же тебя зовут? Ты случайно не мэкэтэ…
– У меня все проще. Я Баграмян.
– Ну вот и ладушки. А я Жуков, будущий командир всей Армии Советов. Будем знакомы, кавалерист с солнечного юга.
Баграмян спокойно пожал ему руку, а Рокоссовский вдруг перестал смеяться, повернулся и посмотрел на Жукова. Его последние слова прозвучали как-то резко и шибко самоуверенно. А тот смотрит на Рокоссовского и снова лучатся глаза улыбкой. И тут во взгляде Жукова Рокоссовский углядел энергию и безудержную волю к достижению того, о чем он только что сказал. И что-то во всем этом Косте Рокоссовскому начинает не нравиться. Что-то уже не нравится. И он медленно произнес:
– Меня зовут Константин Рокоссовский. И я буду будущим командиром кавалериста Жукова.
Кто бы знал, что они оба окажутся правы…
– Ну понятно, – спокойно ответил третий офицер, – Я Ованес Хачатурович Баграмян. Можно Иван Христофорыч. А кем стану – это Бог даст.