Обрадованная, Виктория пробежала через двор и нырнула в открытую дверь. Она оказалась в тускло освещенной комнате со столами, на которых лежали книги и журналы. Книги стояли и на полках. Помещение напоминало бы книжный магазин, если бы не расставленные тут и там стулья.

Из полумрака навстречу ей выступила молодая женщина.

– Я могу вам чем-то помочь? – осторожно спросила она по-английски.

Виктория окинула незнакомку цепким взглядом – вельветовые брюки, оранжевая фланелевая рубашка, влажные черные волосы с полукруглой челкой. Куда более естественно она смотрелась бы где-нибудь в Блумсбери, вот только лицо, меланхоличное, с темными печальными глазами и тяжелым носом, выдавало левантийку.

– Это… э… доктор Рэтбоун здесь?

С ума сойти! Она до сих пор не знает фамилии Эдварда! Даже миссис Кардью-Тренч называла его Эдвардом Что-то там.

– Да. Доктор Рэтбоун. «Оливковая ветвь». Хотите присоединиться? Да? Очень хорошо.

– Ну, вообще-то… Может быть. А можно увидеть доктора Рэтбоуна? Пожалуйста…

Незнакомка устало улыбнулась:

– Его нельзя беспокоить. У меня есть бланк. Я все вам расскажу. Потом вы распишетесь. И с вас два динара.

– Я пока еще не решила окончательно, хочу ли вступать в вашу организацию, – торопливо сказала Виктория, обеспокоенная названной суммой. – Мне хотелось бы встретиться с доктором Рэтбоуном… или его секретарем. Да, меня бы это вполне устроило.

– Я объясню. Я все вам объясню. Мы здесь все друзья. Друзья ради будущего. Читаем очень хорошие образовательные книги, декламируем стихи…

– Мне нужен секретарь доктора Рэтбоуна, – громко и четко заявила Виктория. – Он сказал, что я должна спросить именно его.

На лице незнакомки проступило упрямо-недовольное выражение.

– Не сегодня. Я объясню…

– Почему не сегодня? Его здесь нет? И доктора Рэтбоуна нет?

– Доктор Рэтбоун здесь. Наверху. Нам велено его не беспокоить.

В душе Виктории вдруг проснулась свойственная англосаксам нетерпимость в отношении иностранцев. К сожалению, «Оливковая ветвь», созданная для распространения дружественных интернациональных чувств, оказывала на нее прямо противоположный эффект.

– Я только что прибыла из Англии, – сказала она, и в ее голосе зазвучали нотки, свойственные скорее самой миссис Кардью-Тренч, – и у меня важное сообщение, передать которое надлежит лично доктору Рэтбоуну. Пожалуйста, проводите меня к нему! Я бы не хотела беспокоить доктора, но должна его увидеть. – И безапелляционно добавила: – Незамедлительно!

Пред властным бриттом, твердо вознамерившимся добиться своего, рушатся любые препятствия. Упрямая охранительница повернулась и направилась в дальнюю половину комнаты. Там они поднялись по лестнице, прошли по выходящей во двор галерее и остановились у двери в конце ее. Левантийка постучала.

– Войдите, – ответил мужской голос.

Девушка открыла дверь и, отступив, кивнула Виктории – проходите.

– К вам леди из Англии.

Виктория шагнула через порог.

Из-за заваленного бумагами письменного стола навстречу ей поднялся мужчина – представительный, лет шестидесяти, с высоким, открытым лбом и седыми волосами. Доброжелательный, мягкий, обаятельный; эти свойства натуры проступали буквально во всем. Любой режиссер без малейших колебаний выбрал бы его на роль великого филантропа, благодетеля человечества.

Викторию он приветствовал теплой улыбкой и дружески протянутой рукой.

– Так вы только что из Англии? Впервые на Востоке?

– Да.

– Интересно, что вы обо всем этом думаете. Вам нужно непременно поделиться со мною впечатлениями. А теперь позвольте… Мы уже встречались? Я близорук, а вы не представились.