Внизу, где его окружили с расспросами коллеги, секретарь только развел в отчаянии руками:

– Шпионские игры в полном масштабе. Что-то я никак не разберусь в этом сэре Руперте Крофтоне Ли… Настоящий он или играет? Этот плащ вразлет, бандитская шляпа и все прочее… Один парень, прочитавший пару его книг, говорил, что да, он, конечно, себя прорекламировать не забывает, но при этом и впрямь побывал во всех местах, про которые пишет, и что все оно так и было на самом деле. Ну, не знаю… Как бы я хотел, чтобы всем занимался Томас Райс! Кстати, вспомнил… Что такое зелень Шееле?

– Зелень Шееле? – повторил, морща лоб, один из коллег. – А это не имеет отношения к обоям? По-моему, что-то ядовитое. Вроде мышьяка.

– Вот так дела! – удивился Шрайвенхэм. – А я подумал, какая-то болезнь. Типа амебной дизентерии.

– Нет-нет, это определенно по части химии. Этой штукой жены мужей травят. Или наоборот.

Шрайвенхэм надолго замолчал. И было отчего. Ему вдруг открылись весьма и весьма неприятные факты. Получалось, что своим брошенным вскользь намеком сэр Руперт давал понять: Томас Райс, секретарь Восточного отдела, слег не с гастроэнтеритом, а в результате отравления мышьяком. Плюс к тому он допустил, что опасность угрожает и ему самому. С учетом этого его решение не есть и не пить ничего из приготовленного в посольстве до основания потрясло благопристойную британскую душу молодого дипломата. Как это все понимать? Шрайвенхэм искал и не находил ответа.

Вдыхая горячую желтую пыль, Виктория все больше укреплялась во мнении, что Багдад ей не по вкусу. Пока они ехали из аэропорта в отель «Тио», в ее уши постоянно и нещадно врывался уличный шум. Пронзительные, сводящие с ума гудки автомобилей, крики, свист, оглушающий рев мотоциклов… И вдобавок ко всему этому шумному потоку – звенящий ручеек от миссис Гамильтон Клипп.

В отель Виктория приехала совершенно разбитая.

От гремящей улицы Рашида в направлении Тигра вел короткий переулок. Несколько ступенек вверх – и у входа гостей встречал полный молодой мужчина с сияющей улыбкой, готовый – выражаясь образно – принять их в свое сердце. Маркус, догадалась Виктория, точнее, мистер Тио, владелец одноименного отеля.

Приветственная речь несколько раз прерывалась громкими распоряжениями в адрес носильщиков, коим надлежало позаботиться о багаже дорогих гостей.

– Миссис Клипп, это снова вы! Но ваша рука, что случилось? (Дурачье, не тащите это за ремень! Пальто, идиоты, вы же возите им по полу!) Моя дорогая, какой день! Никогда бы не подумал, что самолет сядет. Он все кружил, кружил, кружил… Маркус, сказал я себе, ты никогда не полетишь на самолете – к чему такая спешка? Вижу, вы привезли с собой юную леди… Всегда приятно видеть свежее личико в нашем городе. А почему вас не встретил мистер Харрисон? О дорогая, вам нужно сейчас же выпить…

И вот теперь, слегка опешившая – да и голова еще кружилась после двойного виски, едва ли не влитого ей в рот не терпящим возражений Маркусом, – Виктория стояла в комнате с высоким потолком и оштукатуренными стенами, большой кроватью с медной спинкой, изящным туалетным столиком, сделанным по последней французской моде, старым викторианским гардеробом и двумя пестрыми креслами. Скромный багаж лежал у ее ног, и старичок с желтым лицом и белыми бакенбардами улыбался и кивал, развешивая в ванной полотенца и спрашивая, нужно ли нагреть воду для ванны.

– А это долго?

– Двадцать минут, полчаса. Я тогда пойду.

Отечески улыбаясь, он вышел из комнаты, а Виктория села на кровать и осторожно провела рукой по голове. Волосы слиплись, лицо покрылось коркой пыли и горело. Она посмотрела на себя в зеркало. Пыль превратила ее из брюнетку в шатенку с рыжеватым оттенком. Виктория отвела в сторону край шторы и выглянула на широкий, с видом на реку балкон – но увидела не Тигр, а только лишь густую желтую дымку. Депрессия взяла свое.