Кроме того, я ведь терпеть не мог математики и цифр, а куда без нее при обработке данных не только по этому стоку, но и интереснейших авиаприключений и пеших «бродилок»?

А также, в действительности ранее, до того переполненного впечатлениями и эмоциями полевого практикума, вообще не задумывался о необходимости фиксировать увиденные явления в природе и, в более широком плане, взаимоотношениях лиц в полевых условиях, и укладывать их в сжатые строки, будь то чисто научные отчеты или житейские рассказы.

Поэтому придется вновь повторить: помимо всего остального, первые реальные навыки обработки результатов собственных наблюдений получил как раз в то лето вроде бы малозначимого посещения конторы государственного заповедника, во многом благодаря вдумчивому и бережному отношению со стороны видавших виды сотрудников научного отдела к набирающему опыт начинающего «биолуха».

Опять-таки, уже с высоты накопленного жизненного опыта, оглядываюсь назад и с искренней благодарностью думаю: «а ведь Семеныч с первой встречи умудрился разглядеть во мне какие-то задатки, черты упертости будущего «научника», в наличии которых во мне самом тогда я сам так сильно сомневался».

Вроде бы не предполагающий дальнейшего развития обыкновенный дневник полевой практики среднестатистического третьекурсника мой научный руководитель по биофаку Туркменского государственного университета Меред Сапаргельдыев вдруг решил принять как курсовую работу, причем даже без оформления ее в письменном виде и без последующей защиты. Однако я ее все-таки, что называется, «довел до ума» и отложил куда подальше. Потом добавились наблюдения последующих лет разных сезонов года, и получился дипломный проект «Элементы этологии кулана на летних водопоях в бассейне реки Кушка».

Замечание «про между прочим», необходимое упоминание еще об одной детали, которая оказала влияние в глубоком будущем, а именно первое тесное соприкосновение с таким понятием как плагиат: честно говоря, и сам не придавал особого значения результатам своих полевых исследований. Вроде бы ничего значимого, лишь гулял в свое удовольствие в живописных, недоступных для многих людей, районах родного Туркменистана, общался с крайне интересными людьми, на которых смотрел снизу вверх – «как же, настоящие ученые!».

Однако в какой-то сентябрьский день, то есть, почти немедленно по возвращению в университет, меня остановил в коридоре другой доцент кафедры зоологии Нурмурад Ишадов. И поинтересовался ехидно: «ну что, сколько там куланов в заповеднике бегает?». Причем что-то дожевывая, смотря куда-то в сторону, а не прямо в глаза…

Не знаю, как бы я поступил тогда, пригласи он меня в кабинет и заговори со мной как с равноправным коллегой, а не как с несмышлёнышем.

Однако каков привет, таков и ответ! Поэтому я вмиг отшутился, потупив взгляд: «ай, не знаю, мне ничего не сказали…».

Чуть позже, всего лишь через пару месяцев, вдруг узнаю, что Ишадов в то время как раз работал над каким-то пособием по терриологии Туркменистана и собирал текущие данные о представителях местной фауны. Естественно, он не собирался указывать источники получения сведений и называть какие-либо фамилии.

А дальше в свой последний год на биофаке я уже получал рекомендацию на поступление в аспирантуру и собирался работать над диссертацией по той же теме. Однако в год моего выпуска из университета (уточню, 1991 год) перестал существовать громадный Советский Союз с его налаженной системой подготовки научных кадров. А непосредственно в Туркменистане в первые годы независимости перестала функционировать ВАК (Высшая Аттестационная Комиссия), и возобновила свою работу через много лет, когда мои научные наблюдения давно утратили свою актуальность.