Но Том не сдавался. Он работал. И, как всегда, был очень мил с Лил, стараясь проводить в ее постели максимум времени, насколько это было возможно, с учетом большой загрузки и нестабильности в театре.

– Ну вот, – сообщила Лил Роз. – Он начал от меня уставать.

Но в поведении Иена не было никаких намеков на то, что он хочет оставить Роз, наоборот. Он был внимателен и требователен, властен, а однажды, когда она улеглась на подушки после занятий любовью, разглаживая дряблую кожу на предплечьях, он вскрикнул, обнял ее и закричал:

– Нет, нет, даже не думай! Я не разрешу тебе состариться!

– Ну, это все равно произойдет, как ни крути…

– Нет, – и он зарыдал точно так же, как тогда, когда был еще мальчишкой и плакал в ее объятиях по отцу. – Нет, Роз, пожалуйста, я люблю тебя.

– Значит, я не должна стареть, да, Иен? Ты мне не разрешаешь? Сумасшедший, безумный мальчишка, – сообщила Роз невидимым зрителям, как делает человек, когда ему кажется, что голоса здравого смысла никто не слышит.

Когда Роз оставалась одна, ей делалось тревожно, страшно. Ее пугали притязания Иена. Он и впрямь, казалось, отказывался принимать во внимание тот факт, что она старится. Ненормальный! Но, возможно, безумие и является одним из тех огромных невидимых колес, за счет которых крутится наш мир?..

Между тем отец Тома от своей цели – спасти сына – не отказался. Он заявлял об этом открыто.

– Я спасу тебя от этих фам фаталь, – сообщил он ему по телефону. – Приезжай сюда, позволь старику за тебя взяться.

– Гарольд вознамерился спасать меня от тебя, – передал Том матери, направляясь в постель Лил. – Ты дурно на меня влияешь!

– Поздновато, – прокомментировала Роз.

Том провел две недели в университетском городке. По вечерам он прогуливался до поросшего кустарником песчаного пустыря, над которым, высматривая добычу, кружились ястребы. Он подружился с Молли, преемницей Роз, со сводной восьмилетней сестрой и новым младенцем.

В доме было шумно, все вертелось вокруг детей, но Том сказал Иену, что отдохнул.

– Рада была наконец с тобой познакомиться, – попрощалась с ним Молли.

– Теперь надолго не пропадай, – добавил Гарольд.

И Том не пропал. Он принял предложение режиссировать постановку «Вестсайдской истории»[4] в университетском театре и жить в это время решил у отца.

Как и раньше, вокруг вились девушки.

– Отец считает, что тебе пора жениться, – сказала Молли.

– Правда? – переспросил Том. – Женюсь, когда время придет.

Тогда ему было под тридцать. У его бывших одноклассников, у сверстников, уже были жены или «вторые половинки».

Ему нравилась одна девушка – своей непохожестью на Лил и Роз. Миниатюрная краснощекая брюнетка, довольно симпатичная, она флиртовала с ним как-то так, походя, без претензий. Тут, вдалеке от дома, от матери, от Лил, он осознал, какое множество требований привязывает его к ним. Матерью он восхищался, хотя она его и раздражала, и любил Лил. И не мог представить себя в постели с другой. Но он был к ним привязан, да, они его к себе привязали, да и Иена тоже, который был ему как брат (а может, и брат). Там – как он называл свой родной город – дома, море было частью жизни, и, когда в кустах ветер шелестел, ему сразу мерещился плеск волн…

«Там я не свободен».

А здесь – свободен. Он согласился принять участие еще в одной постановке. То есть еще на три месяца «здесь». К этому времени для всех они с Мэри Ллойд стали «единым целым». Том относился к этой характеристике спокойно. Однако ни подтверждал, ни опровергал их связь, лишь смеялся. Но именно Мэри ходила с ним в кино и к отцу на званые ужины.