А командир уже протягивал руки к большой бабочке – к женщине, жене, супруге, благоверной… черт бы их всех побрал! Он крепко обнимал ее, жарко целовал, а она, такая ослепительно красивая! – опустив руки, молчала, лишь разок чмокнув, или даже скорее – уткнулась в его колючую щеку. О! И тогда болезненная ревность пронзала «Варшавянку» от носа до кормы. Она всем своим умным нутром чувствовала, что эта холеная красивая женщина-бабочка, от встречи к встрече все больше и больше охладевает к командиру. Да и как лодке было не чувствовать, ведь и она сама, вроде как женского рода.

Эта вероломная бабочка-красавица, иногда надолго похищала командира, хотя еще неизвестно, у кого из них двоих на него было больше прав. Вот именно, неизвестно! Ночью, глядя на веселые огоньки военного городка, «Варшавянка» мучительно ревновала, переживала, иногда даже плакала, отчего вода вокруг нее становилась еще более соленой. Она безумно ревновала, а вокруг плескалось стылое равнодушное море. И тогда лодка – той женщине – разлучнице диагноз поставила: холодная, как арктический лед! А еще лучше: не рыба и не ракушка – медуза!

– Сми-рно! – заметив приближающегося командира, старший помощник быстро сбежал по трапу и, старательно печатая шаг, пошел к нему навстречу, затем остановившись в двух шагах от командира, бросил руку к пилотке и принялся докладывать: – Товарищ капитан второго ранга, личный состав лодки готовится к выходу в море! Весь экипаж на борту! Больных и отсутствующих без уважительной причины нет! Закончили приемку топлива, заканчиваем погрузку торпед, разгружаем продукты…

– Вольно! – скомандовал командир, пожимая руку старшему помощнику. Затем они медленно пошли по пирсу, в направлении носа лодки. «Варшавянка» знала, что ее командиры – одногодки, что закончили одно и то же училище и, поэтому оставшись наедине, отбросили служебную официальность.

– Ну, что у нас с ремонтом? – поинтересовался командир, внимательно оглядывая корпус лодки.

– Не докрашены торпедные стеллажи, в пятом отсеке электромех кое-что разобрал из своего хозяйства, обещал сегодня же собрать, на запасном командном пункте немного недоделали, в основном по мелочам, так, несущественно. Не успели… Я приказал с берега шланги перебросить, свою вентиляцию на полную мощь врубили, думаю, запах краски уже почти исчез. Если бы не сегодняшняя авральная спешка, за пару недель с ремонтом спокойно бы управились. Но и так экипаж ударно потрудился, думаю, не мешало бы поощрить…

У «Варшавянки», прямо-таки корма в зуде зачесалась указать отцам-командирам на многочисленные, по ее мнению, недоделки и прочие недостатки в виде прохудившихся сальников-прокладок, однако она нашла в себе силы смолчать: она – не ябеда, да и надобно соблюдать субординацию… черт бы ее побрал!

– Как настроение у людей? – Остановившись, командир посмотрел в сторону матросов, хулиганисто перебрасывающих друг дружке крупноголовые кочаны капусты.

– Да как сказать… Настроение, образно выражаясь, как в толще океанской воды: наверху тепло, внизу – холодно. Этим я желаю донести до командира, что экипаж и в море рвется, и в то же время… Зарплату бы, домой без денег не хочется возвращаться. Командир, ты понимаешь, о чем я… А действительно, что там наверху насчет зарплаты?

– Одни обещания. Извини…

– Ч-черт бы их всех там побрал! Как все это уже надоело! Только и слышно, как по телевизору талдычат: «подводный флот – надежный щит страны, гарант безопасности!» А у этого «гаранта» ветер в карманах гуляет, пусто – хоть шаром покати! Веришь, мне самому домой не хочется возвращаться, придешь —так и кажется, что вся семья с укором на тебя смотрит. Иногда, младшенький прямо в лоб спрашивает: «Папа, когда ты денежку принесешь, мне форму надо купить. Ты что, забыл, я же в этом году в школу пойду?» И-их! Как это унизительно – свои, кровно заработанные просить!