Учительская считалась территорией молодых. «Заслуженные» и «уважаемые» учителя обычно не покидали своих лаборантских. Там они проверяли тетради, заполняли дневники и журналы, отчитывали двоечников, пили чай, уходили в себя; медитировали под портретами великих ученых, абстрагируясь от шума школьных коридоров, чтобы восстановиться к следующему уроку. Молодые учителя в этом не нуждались. Они хотели общения. Во время школьных перемен, или «окон» в расписании, молодежь собиралась в мрачноватой, из – за черных кожаных диванов и черных столов, учительской. Им хотелось знать последние новости из жизни местной элиты – депутатов, банковских служащих, трудолюбивых выпускниц школы. Через квартал от учебного заведения открылся ночной клуб, и некоторые, очень трудолюбивые девушки, днем честно и старательно постигали азы науки, а ночью применяли свои знания и умения, в частности, по валиологии, на посетителях ночного клуба. Под успокаивающую и расслабляющую музыку, они снимали не только стресс, но и лишние одежды. Милиция в городе была «ручная» и «папу» ночного клуба за равнение на запад к ответственности не привлекали. Сын «папы» – Слава Верхонцев часто огорчал Любу, как классного руководителя, своим непредсказуемым поведением и плохими отметками, которые получал «из принципа». Вчера Люба, в качестве рядового посетителя, лично проверила степень приятности отдыха в «папином» клубе. Сегодня от полученного удовольствия болела голова.

Трио благополучно дошествовало до двери с табличкой «учительская» и распалось на две неравные части. Аня остановилась в нескольких шагах, посмотрела Сибирцеву выше воротничка, куда-то в подбородок, и очень серьезно спросила:

– Вы будете сегодня на дискотеке?

– Дежурю, Аня, как всегда.

– Обещайте, что потанцуете со мной!

– Там будет видно.

– Ну, ладно, до вечера, Семен Федорович!

Сибирцев махнул ей ручкой, открыл дверь учительской, пропустил Любу вперед и огляделся.

– Красивые девушки, запах духов, милые разговоры – все лучшее неизменно, – небрежно, как светский лев, произнес Семен заготовленную на этот случай речь. Но красивые девушки как-то вяло на него отреагировали. Он подошел к телефону. Звонила жена, интересовалась, не собирается ли благоверный «ночевать на работе»?

– Тебе придется сегодня поскучать, дежурю на дискотеке до двадцати двух, – доложил Сибирцев.

– Обедать не придешь? – нервно спрашивала супруга.

– Перебьюсь местными запасами. График доделать надо.

Люба не стала слушать беседу Сибирцева с супругой, подошла к шкафчику, где хранились разные лекарства, неотложная помощь для детей и учителей, отыскала необходимый ей аспирин.

– Он пригласил меня на фазенду, – услышала она разговор двух молодых «англичанок», сидевших рядом на диванчике, – даже пол вымыл, чтобы я не испугалась деревенского беспорядка.

– И, что потом?

– Притворился, что ему очень плохо, пришлось делать искусственное дыхание из губ в губы…

– Очухался?

– По – моему, нет…

Рядом с круглым аквариумом, который специально был приобретен дирекцией, чтобы рыбки снимали психологоческое напряжение учителей, сидела пухленькая Биологичка. Несколько месяцев назад она привезла из отпуска жениха и постепенно теряла уверенность, что они созданы друг для друга. Морщась от головной боли, как и Люба, Биологичка мочила носовой платок в аквариуме и прикладывала его к виску. Рыбки не реагировали на бесцеремонное обращение и равнодушно плавали туда – сюда.

– Когда ты выходишь замуж? – спросила Люба, – разжевывая таблетку, и запивая лекарство водой из графина.

– Не знаю, мне уже не хочется…

– Почему?