Поэтому заповеди «не укради», «не ненавидь», «не завидуй» следует понимать в том же смысле, что и «не суй руку в горящие угли», «не ешь битое стекло», «не лижи железо на морозе». То есть не навреди себе.

Если человек игнорирует эти предостережения, данные в заповедях, то просто калечит себя собственными грехами. Если же старается жить по заповедям, кается в грехах, то с Божией помощью потихоньку восходит к замыслу Создателя о нем, восстанавливая в себе искаженный грехом образ Божий.

Это и есть – подлинная слава человека, та самая великая слава, к которой мы все призваны и которая в полной мере воссияет в нас после Второго Пришествия.

Сегодня трудно представить себе, в чем эта слава будет выражена конкретно. Писание говорит о ней образно, и образы эти могут показаться нам неинтересными и малопонятными. Белые одежды, пальмовые ветви, венцы – все это вряд ли привлечет внимание современного человека.

Можно, конечно, попытаться объяснить, что две тысячи лет назад в римской империи белые одежды считались символом чистоты и нравственной безупречности кандидата на государственную должность, а венец являлся знаком царского достоинства, но вряд ли такие пояснения сделают эти библейские образы близкими для нас. Слишком много веков прошло с тех пор, слишком сильно изменился мир со времен Апостольской проповеди.

И все же сегодня можно хотя бы отчасти понять смысл грядущей славы и радости, к которой призваны христиане. Ведь стяжать эту славу означает в сущности не что иное как – стать таким, каким тебя задумал Создатель. И радость появляется от сознания, что у тебя это все-таки получилось, что результат твоих усилий приятен Ему. Наверное, трудно сказать об этом лучше английского писателя-христианина К. С. Льюиса:

«…в Царство не войдешь, если не будешь, как дитя; а ребенок – не наглый, не капризный, хороший – сильно и открыто хочет, чтобы его похвалили. И собака этого хочет, и даже независимый кот.

То, что я много лет принимал за смирение, мешало мне понять самую смиренную, самую детскую, самую благочестивую радость – радость собаки перед лицом человека, ребенка перед лицом отца, ученика перед лицом учителя, твари перед лицом Господа.

Я не забыл, как страшно она искажается, как быстро ее заглушают плевелы тщеславия и любования собой. Но бывает она и чистой – хоть ненадолго, хоть на минуту, в самом начале.

И тот, кто знает эту минуту, может представить себе, как спасенная душа узнает то, на что и надеяться не смела: Господь ею доволен. Тщеславие не грозит ей, она уже точно знает меру своей немощи; миг, навсегда излечивающий ее от ощущения приниженности, излечивает ее и от гордыни.

Совершенное смирение освобождает от скромности. Если Бог нами доволен, мы и сами в новом, непохожем на земной смысле можем быть довольны собой».

Обидеть человека легко. Чтобы постичь эту горькую истину, совсем не обязательно быть психологом или философом. Печальный опыт переживания нанесенной обиды имеется у всех людей без исключения, и каждому известно, как сильно может ранить душу одно-единственное недоброе слово. Обиды преследуют человека с самого раннего детства. В песочнице совсем еще маленький карапуз доводит до слез другого малыша, отнимая у него игрушку или ломая построенный им песочный домик. Очередное поколение школьников с радостным смехом мучает обидными кличками своих одноклассников, страдающих избыточным весом, слабым зрением или другими физическими дефектами. Ну а про то, как страшно, изощренно и безжалостно умеют обижать друг друга взрослые люди, и говорить лишний раз не хочется. И если тонко организованный, ранимый человек не может дать отпор оскорблению, предательству или подлости, то единственным аргументом в пользу собственной правоты для него становится чувство обиды.