Евгения осталась одна с нежданной посетительницей и внимательно ее оглядела. У совсем маленькой, ростом чуть выше полутора метров, когда-то красивой женщины, немного за сорок, был вид, какой обычно бывает у людей, переживших горе. Приятное лицо с большими влажными глазами было изрезано не по возрасту обильными и глубокими морщинами, как земля на которую давно не падала влага. Маленький привлекательный нос заострился, тонкие губы были сжаты. Одета она была во все черное – длинную юбку и старую, выцветшую, выглядевшую скорее темно-серой кофточку. Черные, со свежими вкраплениями седины волосы были собраны заколкой. Тонкими пальцами она комкала сжатый на груди черный берет. Евгения заговорила тихо, почти шепотом:

– Фдлафтвуйте. Не надо кричать. Если фто, никто меня не ифбивал. Это довбаные птфелы. Нет никакого мефта захолонения. Вот я. Вафа доць дала мне жыфнь. Я бефгланицьно ей и вам за это бвагодална. И она бвагодаля мне не уфлана фовфем, а тове полуцила новую выфнь. Флуфайте, вы можете мне не велить, но она тепель навфегда фяфть меня. – Евгения говорила искренне, не обращая внимания на то, что окончательно распухшие щечки, придавшие ее и без того милому личику совсем уж няшный вид, превратили ее речь в милое лопотание, разобрать которое человеку неподготовленному могло быть непросто, – я не могу уколоть обефболиваюффее. Я в кулфе про аллергию. И непеленофимофть лактозы. И у меня еффе вот фто есть. – она задрала ногу и показала женщине татуировку, – я даве не фомневаюфь, фто вы заплетили ее делать…

Они стояли, молча глядя друг другу в глаза секунд десять. У женщины из глаз вырвались две слезы, губы задрожали, она прошептала:

– Лизонька!..

Бросившись к Евгении, она обняла ее, и принялась гладить по голове, приговаривая:

– Девочка моя, девочка…

– Меня зовут Евгения. Женя. – она с трудом выговорила свое имя относительно внятно, – но я фнаю. Я фюфтвую, фто Лиза где-то фдефь. Фо мной. – она чуть-чуть отстранилась и взяла плачущую мать за руки, – я офень хотела бы уфнать ее полутфе. И ваф. Вы плиглафите мне в гофти? Покавете ее комнату?..

Женщина, во взгляде которой появился свет, быстро закивала головой и снова обняла девушку, намочив ей маечку слезами.

– Подофдите меня! Фефяф, отплофуфь у нафяльфтва!

Евгения заглянула в конференц-зал. Трое мужчин с аппетитом ели лапшу.

– Плиятного аппетита! Мне нувно ненадолго отлуфитьфя! Я возьму белое такфо?

Генерал, кивнул, вытирая рот салфеткой.

– Фпафибо! Обеффяю, я навелфтаю упуффенное!..

Вытерев рот и руки салфеткой, Тарантин поднялся, потянулся и воскликнул:

– Ну-с!..

Не получив в ответ никаких указаний, он вернулся на рабочее место, Родион остался с шефом один на один. Мельников, не поднимая глаз, спросил:

– Я все думаю… Этих людей… Их правда застрелили бы?..

Генерал покачал головой, прожевал и ответил:

– Нет, конечно. – он бросил есть и поднялся из-за стола. – пошли, Мельников.

В конференц-зале оказалась еще одна дверь с ведущей вниз лестницей. Минуя ответвления, они медленно спустились на самый низ. На минусовом этаже располагалось стрельбище. В этот час оно было полностью свободно. Илья Александрович подвел Родиона к стенду. Достав из кобуры пистолет, и сняв его с предохранителя, он дал его парню.

– Пальни пару раз.

– Зачем?.. Я не люблю оружие.

– Нужно для дела. Представь, что это один из тех ублюдков из университета, если тебе так будет легче.

Едва у Родиона промелькнуло перед глазами то самое, перекошенное от злобы лицо, дышащее животной яростью и жаждой крови, дохнул порохом и сталью смотрящий в упор оружейный ствол, он изменился в лице, резко вскинул руку и, растревожив эхом тишину, высадил в мишень всю обойму. Илья Александрович нажал на кнопку. Родион, на мгновение лишенный кислорода гневом, жадно и тяжело дышал. Мишень преодолела еще только полпути, но он уже видел одно сплошное отверстие, образовавшееся прямо посреди контура головы.