– Да, нормально все, – махнул я рукой.

– Так о чем ты толковал тут со старым?

– А может, не здесь? А в более удобном месте?

– А где? Лицедеи в своих кибитках большую часть времени проводят. Только к зиме в свои хибарки возвращаются. Чем тебе тут не нравится?

– Уши чужие мне не нравятся, – сказал я, заметив, как прислушивается к нашему разговору давешний дядька.

– Ну, тогда поехали в наш дом, коли не побрезгуешь.

– Поехали, чего уж там!

В общежитие я возвращался поздно вечером. Благо по той дороге, что шел, расхаживали патрули стражи, и я добрался без проблем. Все же главная улица. С семьей лицедеев я все же успел договориться. Пришлось, правда, потрудиться, чтоб убедить их принять мое предложение, потом еще смотаться к местному юристу и оформить магический договор, за который отдал двадцать медяков, разменяв тем самым свой серебряный.

Договорились же мы о следующем я им предоставлю пару пьес, также внесу в общее дело с десяток серебряных на грим, костюмы и сооружение помоста. Они же обязуются отдать половину прибыли, заработанной после показа пьес. И обмануть мы друг друга не можем, магический договор не позволит, что меня радует. Думаю, что уж шекспировские произведения и тут придутся по вкусу, только надо их перевести на местный язык. А еще помедитировать, чтоб вспомнить. На все про все мне дается три месяца.

Академия

В академию я вернулся поздно вечером. Столовая уже не работала, и я направился в свою комнату, в которой, быстро раздевшись, лег спать. И каково же было мое удивление и охреневание, когда примерно в полночь под окном запели какие-то уроды. И ладно бы пели, я бы простил, но назвать это пением невозможно. При этом они еще пытались подыгрывать себе на каком-то инструменте. На каком, понять нельзя было в принципе, так как играть, судя по всему, не умели. Слова песни особым шармом тоже не обладали. Что-то из серии:

В общем, я не мог терпеть такое издевательство над музыкой и над благородным искусством «съема» баб через серенаду. Пришлось одеваться и идти вниз, правда через второй этаж, так как там как раз находился общий балкон, с которого можно было удобно миновать выход и на котором стояли так нужные мне цветы в горшках.

Два снаряда попали точно в цель, в третьего я кидать не решился, так этот гад держал так желаемый мной музыкальный инструмент. Пришлось спрыгивать с балкона и вырубить его самого. Хорошо хоть он был пьян и не сразу понял, что произошло.

Как там учил Михаил Андреевич? Все, что в бою взято, то свято! Следовательно, мародерка наше всё. И вот я уже минут пять после того, как отобрал все ценное у «певцов», стою и наглаживаю гитару. Как же я соскучился по этому инструменту. А эти не то что играть не умеют, так еще не удосужились ее даже настроить, и потому я не сразу опознал инструмент.

Прихватив вино, которое нашел у троицы, я пошел на другую сторону общежития, так как именно там находились женские комнаты. Эти «певцы», видимо, в таком состоянии находились, что даже не поняли, что подошли к мужским комнатам. А наше общежитие имеет два входа и разделено на женскую и мужскую части. И попасть из мужской в женскую можно, если только выйти на улицу.

Настроение было лирическим, несмотря на приобретенный инструмент и несколько бутылок вина. Отыскав взглядом наиболее удобную для меня скамейку, так чтоб она была не очень близко к окнам женских комнат, я примостился и откупорил одну из бутылок.

– А хорошее вино у этих дебилов.

Отхлебнув еще пару раз, я взялся за настройку гитары. Струны пришлось какие-то ослаблять, а какие-то, наоборот, подтягивать. И уже через минут пять я был доволен собой. Первым делом для разминки сыграл испанскую «Корриду». Пару раз сфальшивил, но это и понятно, давно не играл. Но пальцы свое дело помнят. И я, войдя во вкус, почему-то вспомнил одну песню легендарного певца и композитора. Как он там пел?