На последних словах сосед хмыкнул.

– Где сейчас внучка Клавдии? – строго спросил Тимур.

– Ленка-то? А бес ее знает, шалаву малолетнюю. Вся в мать пошла, та тоже где-то шляется.

– Надеюсь, ее ты не убил? – сурово спросил Тимур – А то ходят слухи, что любишь ты слабый пол обижать.

– Не, начальник! Я ее и пальцем не тронул! Клавку да, бывало, поколачивал, а девку нет, не трогал! Брешут люди.

– Ладно, разберемся. Собирайся! Поедешь с нами. Вон уже и карету подали, – услыхав приближающийся звук сирены, сказал Тимур и вынул наручники.

– За что, начальник?!

– За убийство.

– Говорю же, не я это. Клавка его убила!

– Разберемся! – сухо повторил Тимур, защелкнул браслеты на вытянутых руках и кивнул в направлении двери.

Танзиля смотрела, как сын вывел Петровича со стянутыми металлом руками, как провел его к машине мимо толпы зевак, моментально собравшихся возле дома. Она впервые видела Тимура, как говорится, при исполнении, и ей казалось, что это вовсе не ее мальчик, а совершенно посторонний мужчина, облеченный властью. Какой же он серьезный, и взгляд строгий. Сельчане, расступаясь, уважительно глядят на него. Она и сама вдруг прониклась к сыну каким-то странным чувством. Уважением? Гордостью? Возможно. Во всяком случае, твердой убежденностью, что хорошего парня они с Алексеем вырастили. Достойного.

Из толпы послышались возгласы. Кто-то жалел Петровича, кто-то интересовался, за что его повязали. В некоторых глазах явно читалось: «Так ему, собаке, и надо!» Похоже, не особо жаловали в деревне этого мужика. Танзилю вдруг начали одолевать сомнения. А вдруг сосед тут вовсе ни при чем? Может, труп этот закопали еще до того, как Петрович поселился в соседнем доме? Может, всему виной лишь богатая фантазия ее, Танзили? Оговорила человека, а Тимур пошел у нее на поводу. Будет неловко, если они ошиблись, и сосед окажется невиновен. Но сын так уверенно ведет себя. Может, Петрович все-таки сознался? Понятно, что экспертиза установит возраст костей, и все прояснится. Но сейчас ей почему-то стало жаль арестованного соседа. Она подошла к сыну, чтобы поделиться своими сомнениями, но тот лишь отмахнулся. Не до разговоров ему. И Танзиля покорно отступила.

Тяжелый у нее сегодня день выдался. Отдохнуть бы. В огороде вовсю кипит работа, туда никого не пускают. Спешат закончить до темноты, а сумерки уже подступают. Может, в свой-то дом ей разрешат войти? Или уж подождать тут? Танзиля так и стояла в нерешительности, когда кто-то осторожно коснулся ее локтя. Соседка, что живет через дом от нее, сразу за Петровичем. Знакомы они не были.

– Тань, мне бы с сыном твоим переговорить, – неожиданно сказала та. – Меня Натальей зовут.

Танзилю немного смутила такая фамильярность незнакомого человека, она еще не привыкла, что люди здесь, как правило, обращаются ко всем на «ты».

– Так занят он, сама подступиться не могу, – развела руками Танзиля, разглядывая женщину.

Та была примерно ее ровесницей. Лицо располагающее, глаза с лукавинкой, слева над верхней губой легким штришком выделяется небольшая родинка.

– Тогда давай отойдем, – предложила Наталья, – я тебе кое-что расскажу, а ты ему передашь.

И женщины отошли в сторонку.

– Там ведь труп откопали? – спросила соседка, глядя прямо в глаза Танзиле.

Та согласно кивнула.

– И Петрович наверняка говорит, что это Клавдия убила его дружка?

– Я не знаю. А с чего вы взяли, что это его друг, а не внучка Клавдии, например? – спросила Танзиля.

– Я знаю. Мне Клава рассказала эту историю. Давно еще.

– Слава Аллаху, девочка жива! А я уже всякого себе напридумывала.

– В общем, слушай, – не обращая внимания на надежду, промелькнувшую в глазах соседки, продолжила Наталья. – Однажды к Петровичу приехал какой-то мутный дружок. В тюрьме сидели вместе. Клава на работе была, а когда вернулась, оба были уже в стельку пьяные. Она попыталась выставить гостя, а тот начал задираться, типа я не к тебе приехал и все такое. Петрович ему поддакивал. Тогда тот и вовсе обнаглел, принялся лапать Клаву. Она отбивалась, как могла. Тут уж и сожитель ее возмутился, вскочил, но был так пьян, что плюхнулся обратно на стул. А этот зычара не отстает, еще и ножичек складной из кармана вынул. Вот она и огрела его по голове. Сковородкой. Первым, что под руку попало. Мужик упал и вроде как сознание потерял. Клава испугалась, а Петрович сумел-таки наконец подняться со стула и бросился его пинать, типа, женщину свою защищает. Она умоляла его прекратить, но куда там! Разошелся так, что не унять. В общем, запинал мужика до смерти. Она хотела в полицию звонить, но Петрович не дал ей этого сделать. Мигом протрезвел. Сам своего дружка закопал в огороде. А потом еще и Клаву гнобил до последнего часа. Типа, ты убийца, сообщница, если нас расколют, сядем вместе. Я-то, мол, привычный, мне все равно, а тебе на зоне мало не покажется. Бить ее стал по пьяни, а она все терпела. Куда ж деваться-то? Если ее посадят, на кого внучка останется? И выгнать боялась. Но однажды не выдержала и рассказала мне все. Говорит, если вдруг ее и в самом деле арестуют, так чтоб я свидетелем была, чтобы подтвердила, что она лишь защищалась, а мужика того Петрович убил. Сейчас он, конечно, все свалит на покойницу, она ведь уже ничего сказать не может. Вот и передай своему сыну, что Клавдия тут ни при чем. Не хочу, чтобы память ее порочила всякая мразь.