– Ты хоть знаешь, что они сегодня пятилетие фирмы отмечают? – спросила она, сообразив, что бедняжка ни о чем не догадывалась. – Они в «Чайке» гулять будут. Вадим и Евгений Палыча пригласил.

– Где это? – тщетно пытаясь вспомнить, спросила Лиза.

– В вашем районе возле озера. Вы же там сорокалетие Вадима отмечали, – поспешила напомнить Тоня.

«Да, да, – вспомнила Лиза, – действительно, отмечали». А потом узнали, что отмечать сорокалетие – плохая примета. С тех пор она постоянно пыталась вычеркнуть из памяти и этот факт, и эту дату, словно это могло уберечь Вадима от неведомого зла. И озеро это ей не нравилось. Зловещее, заросшее камышом.

– Вот ты и пойди туда сегодня. Пусть в глаза тебе посмотрит, заодно сама во всем убедишься. А не посмеешь, эта девица посмеет твое место занять, не сомневайся, – вела свое Антонина.

– Легко сказать, – беспомощно ответила Лиза.– Представляешь, как это будет выглядеть?

– Конец света наступит, – бесстрастным тоном отчеканила Тоня.

– И как я это объясню? – не пытаясь сопротивляться, вслух размышляла Лиза.

– А пусть сам объяснит, – Тоня втюхивала правду в голову без пяти минут брошенной жены.

Все еще не допуская мысли, что сможет опуститься до подобных выяснений, Лиза выискивала зацепки.

– А Сережа? – с надеждой спросила она.

– Что ему мамкина юбка? Того и гляди, за другую ухватится. Если еще не ухватился.

– Я подумаю, – безрадостно ответила Лиза. – А сейчас я пойду, ладно?

– Иди, Лизонька, – кивнула Тоня, согрев Лизу теплым взглядом. – Дело, конечно, твое. Только о нашем разговоре – ни-ни. Сама понимаешь.

– Да, да, – безропотно согласилась Лиза.

Даже не взглянув на прощание в Тонину сторону, она побрела по тенистой аллее назад к автобусной остановке. Долго стояла она в одиночестве, потерянная, жалкая, но все такая же женственная. Такой уж сотворила ее природа – без единого изъяна, не наделив особой красотой ни в чем. Она была из того редкого числа женщин, которых страдания преображали, наполняя чем-то возвышенным и светлым. Возможно, это душа, омываясь слезами, отсвечивала неземной красотой.

Тоня смотрела ей вслед. Было немного жаль эту не по годам наивную, но по-своему добрую бедную Лизу. «Ничего, поумнеет, – думала Тоня, – жизнь уму-разуму научит».

3

Постепенно шок от услышанного пошел на убыль, а потом и вовсе исчез, уступив место щемящей тоске. Все-таки многолетняя душевная закалка сделала свое дело.

«Что, собственно, изменилось? Только и того, что подтвердилось предполагаемое», – пытаясь приободриться, убеждала себя Лиза. Но все ее старания были напрасны.

Такой желанной радостной встречи с сыном не получилось. Сережа тотчас заметил ее подавленное настроение.

– Мам, что случилось? – с виноватым видом спросил он. – Извини, что редко звонил. Все же нормально?

По бренчанию гитары и доносившимся из его комнаты голосам Лиза поняла, что у него и впрямь все нормально.

– Вот еще, – обнимая его, тепло сказала она, – подрос-то как, загорел.

Отстранившись, она с умилением смотрела на сына. Ей вспомнились Тонины слова. Да, сын подрос, изменился и его мир. Похоже, теперь он не каждого впустит в свою жизнь, разве что разрешит постоять у порога. Лиза провела рукой по светло русым его волосам.

– Устала просто, – ответила она, одарив сына светлой улыбкой.

– Ты всегда так, – недовольно пожал плечами Сережа, – вроде я ребенок, и не смогу понять.

И тотчас доказал, что так оно и было, заведя знакомую песню:

– Мам, мы пойдем, погуляем. Только папе не говори.

– Хорошо, – привычно кивнула Лиза и, подумав, добавила: – Да и я, пожалуй, пройдусь. Сережа так и замер от неожиданности.