Но как она не старалась, ничего не помогало. Время шло, а замок оставался целым, пришлось идти против правил, прицелилась и нежно подула каким-то зловонным дыханием. Оплавилась даже часть двери. Эх, теперь придётся место дислокации менять, а ведь так хорошо прижилась здесь, делала потихоньку себе гадости и попивала отрицательные эмоции, не жизнь, а ляпота.

Дверь со скрипом открылась и, оглянувшись по сторонам, она тихонько проскользнула во внутрь. Ну, сейчас оторвётся, все разгромит, но сначала нужно исполнить, что приказано, иначе несдобровать.

Замерла, втянула остреньким носом воздух и, взвизгнув, заметалась по квартире.

– Пусти гад! Пусти, пусти… – ее крик перешёл в жалобное поскуливание.

Она проявилась, а в след и веревка с держащим ее небольшим коренастым мужичком.

– Оборзела носатая? Ты, кикимора, никак чего попутала? Знаешь к кому в дом залезла?

– Не губи, не по своей воле, ты же знаешь, я приличная. Заставили, я ж без выбора, никуда не денешься. Я же по жизни просто несчастная, а так у меня как настроение будет, могу и помочь чего. Ты же помнишь, никак сам на мне жениться собирался.

– Вот и хорошо, что не женился, а то ты вон какая непостоянная. Зачем пожаловала?

– Ты и сам все знаешь. Началось. А раз встретились, давай хоть поговорим, а то когда ещё получится. Не сердись, все расскажу. Ты же, Радим, когда изба сгорела, ушёл вместе с Агриппиной и внучкой ее, а я сиротинушка, так и осталась одинокая— она пустила скупую слезу и сделала вид всемирной страдалицы.

– Ты, Фаня, не прибедняйся, говори, как в этот мир попала? Агриппина за собой все ходы закрыла. Да, и видел я как ты с болотными сговаривалась.

– Эх, я на болоте жить не могу, другого воспитания, а вот дорог много, никто не знает сколько. Рядом с дорогами ещё и тропки заветные вьются. В ту пору в мир людей много кто прошёл, кто сам, а кто и не по своей воле.

– Фаня, мы ж с тобой чай не чужие, говори, как есть. Что юлишь?

– Ты братьев помнишь? Владимира и Драговита? Они, когда начался бой, достали отцовское наследство и силу обрели в несколько раз большую, чем обладали, но что-то там не заладилось и основной дар достался младшему брату. Сила то она у них в роду светлая, а Владимир всегда был жестоким, только отец и сдерживал, видимо и потянулась она к Драговиту. Вот тут и началось… Зависть она штука страшная, Владимир ушёл в чёрные топи, брату войну обьявил, якобы тот его обокрал, а вернулся весь насквозь чёрный.

С ним тогда всякой нечисти прибежало много, ох и пошло веселье, тут и меня под замес в услужение поставили. А куда деваться? Времена мутные, а я одинокая, всеми брошенная… Она опять заголосила и захлюпала носом.

– А сюда тебя за ключом прислали – задумчиво проговорил домовой.

Фаня бодро замотала головой.

– Дашь?

– Если только по лбу.

– У, гад ты. Тогда отпусти.

– И куда ты горемычная пойдёшь? Тебя в расход пустят, ты же задание провалила, с замком наследила, ключ не принесёшь.

Кикимора печально вздохнула и, махнув обреченно рукой, закрыла глаза.

– Никак спать собралась.

– Думаю, как бы вас всех обмануть и сбежать. Надоели вы мне все со своими великими целями. Как раньше жилось хорошо, сидишь себе за печкой кудель прядёшь, когда похулиганить сбегаешь, когда дитё покачать. А как я посуду мыла? Это ж целая церемония была: кастрюли тру – песок во все стороны, водой все залью, что и полы мыть не нужно, а уж тарелочку разбить, так какие черепки художественные получались – она мечтательно улыбнулась, вспоминая о прошедших счастливых временах.

– Да ну тебя, непутевая… Все сиди пока хозяйка не вернётся, будем думать, что дальше.