Второй смертельный случай в моем присутствии произошел через месяц, и он оказался более интересным, если так позволено выражаться про смерть. На этот раз в реанимации оказалась женщина шестидесяти трех лет с явно выраженными признаками цирроза печени. Худое, изможденное тело, голова и лицо – практически череп, обтянутый тончайшей кожей, – все ярко выраженного лимонного цвета, вызванного накоплением билирубина в крови. Когда ее привезли, женщина еще была в сознании, но выглядела совсем слабой и практически не реагировала на внешние раздражители. На вопросы врача либо слегка кивала, либо шептала что-то неразборчивое. В последние дни у нее проявились явные признаки сердечной недостаточности, которые день ото дня нарастали, поэтому женщину поздним вечером перевезли в реанимационное отделение, чтобы она находилась постоянно на глазах в ночное время, когда жизнедеятельность органов снижается и вероятность критических событий возрастает. Особенно риск повышается в предутренние часы, когда организм начинает пробуждаться. Именно в раннее время суток, когда весь живой мир просыпается, ослабленный организм часто не выдерживает растущих на нервную систему нагрузок, и наступает срыв. Как собственно все произошло и на этот раз. Ночная смена подходила к концу, когда сердце у женщины остановилось. Я в тот момент сидел у ее изголовья и дремал. Спать, конечно, не полагалось, ведь я был дежурным и должен неотрывно находиться рядом с больным, следить за его состоянием. Однако время после трех часов ночи – самое сложное для сохранения бодрствования. Сколько аварий, катастроф случалось именно в это время суток, когда человек на мгновение теряет контроль над собой и погружается в сон. В моем случае сна как такового, кажется, не было, я находился в неком промежуточном состоянии, в полузабытьи, когда ты вроде ощущаешь все вокруг себя и в то же время уже находишься в объятиях подступающего небытия. И в этот странный миг я вдруг почувствовал нечто абсолютно чуждое, вторгающееся в сферу моего жизненного пространства. Это вторжение не имело ни формы, ни цвета, а казалось просто нелепым, случайным диссонансом, нарушающим гармонию нашего мира. Тем не менее, этот странный импульс извне буквально пронзил мое сознание, настолько он был чужд и не похож на все, что я ощущал за всю мою предшествующую жизнь. Я мгновенно вынырнул из дремы, взглянул в лицо лежащей женщины и поразился произошедшими с ней изменениями. Женщина широко раскрыла глаза, и на ее устах разлилась улыбка невероятной радости и безграничного блаженства! Мгновение я не мог оторвать взгляда от ее светившегося неземным счастьем лица, потом глянул на экран энцефалографа и увидел там прямую линию. Абсолютно прямую линию, безо всяких зигзагов и всплесков! Показания прибора свидетельствовали о наступлении у пациентки клинической смерти. Я нажал сигнал вызова дежурного врача, потом снова бросил взгляд на лицо женщины, но успел уловить лишь слабые, быстро угасающие следы блаженства и радости. Секунды спустя ее лицо превратилось в окаменевшую желтую маску покойника.

Что это было? Я много размышлял об этом случае, но найти ответа так и не удалось. Не удалось предложить даже хоть какое-то разумное объяснение произошедшему. Меня поразила не столько предсмертная улыбка женщины, что было само по себе, безусловно, весьма странным явлением, сколько тот загадочный импульс во время моей дремы, свидетельствующий о кратком проникновении в мой внутренний мир загадочной и абсолютно чуждой субстанции. Мгновенное ощущение страшной опасности, от которой хотелось куда-нибудь скрыться, и одновременно невероятная притягательность охватившего меня бездонного страха, когда тебя неудержимо тянет к нему навстречу, несмотря на ясное понимание близкой гибели, – вот что меня поразило больше всего.