– Смотри не загордись героиня, – сказал брат.

– Да уж постараюсь, а ты Ваня дома останешься! Слышал, что дядя Ковпак сказал, что ты здесь нужнее!

Очень скоро партизанский отряд ушёл дальше и в их село снова вернулись фашисты и полицаи. Даже в хате Лиды снова поселился прежний офицер. Вот только отношение к жителям сильно изменилось. С этого времени жизнь у селян закрутилась, словно в кровавом колесе.

Откуда-то в селе снова появилась "Катя-дурочка", она опять поселилась в Лидиной хате под печкой.

Лиде казалось, что тот усатый дядька в расстегнутом тулупе в их избе и плитка шоколада, которую она честно поделила между всеми, просто сон.

В конце января жену парторга колхоза, избитую до полусмерти, обезумевшую от пыток водили по улицам, час назад полицай на её глазах посадил её маленького сына, которому не было и года, на кол плетня. Женщина упала, перед хатой Лиды. Второй сын долго лежал на застывающем теле матери, рядом стоял полицай, кутаясь в тулуп, он ждал, когда ребенок замёрзнет, Он не разрешал женщинам забрать ребёнка.

– Хотите вместе с ней лежать! – орал он. – Всех коммунистов и их "отродье" истребим! Всех кто партизанам помогал и помогает тоже!

– Сам ты "отродье", как земля такого изверга носит, – сказал кто-то из женщин.

– Да я сейчас вас всех к стенке! – заорал полицай, и испуганные женщины побрели по своим хатам.

Лида всё это видела из окна кухни, она запомнила это на всю жизнь.

Кровавая карусель всё крутилась и крутилась.

Наступившая весна не радовала жителей села, бабушки уже не сидели, как прежде бывало, на лавочках перед хатами, да и как может радовать солнце, если на сердце тучи и страх сковывает холодом всё тело.

– Лида, – позвала её мать.

– Да, мама…

– Надо тебе в лес сходить за хворостом.

– Так Ваня намедни принёс.

– Надо ещё принести.

"Странно", – подумала Лида, мать уже отпускала её из хаты, да и где удержишь такую егозу, но чтобы вот так в лес за хворостом, одну!

– Ты дядьку Копу помнишь, он с отцом в сельсовете робил?

– Ага…

– Что "ага", если в лесу его побачишь, так узнаешь чи нет?

– Да як же, обязательно узнаю, что нужно – то, мам?

– Вот пойдешь на поле, где лису поймала, там встретишь дядю Копу и передай эту записку. Всё поняла, доню?

– Ага…

– Опять "ага", – мать задумалась, – нет уж лучше я сама.

– Что ты, мама! Я дядю Копу помню, они с отцом у нас в хате часто бывали. И место, где лису поймала, хорошо помню, да и к Ване сколько раз в поле ходила.

– Тогда войны не було. Ну ладно, – согласилась мать, она протянула записку Лиде. – Только спрячь хорошо, да не потеряй.

– А хворост, нужен?

– Конечно, нужен, зачем же ты в лес пошла? Пану офицеру скажешь, что надо баню топить.

– Кому что сказать я поняла.

Потом поручения матери Лида стала выполнять часто.

В лесу всегда что-то надо было то зелень, то дикоросы, то орехи, которые раньше в лесу никто не собирал, а теперь всё шло в пищу.

Однажды, вернувшись из леса, Лида услышала разговор Вани с денщиком офицера, который жил в их хате.

– Зачем мне нужна эта война? – говорил немец Ване. – У меня в Германии своя ферма, дома остались жена и дети. Как же сейчас они там.

– Вы откуда русский знаете?

– У нас на ферме работали интернационалисты, они меня и научили. Я тебя тоже научу "Интернационал" на немецком петь.

Благодаря этому старому солдату Ваню не угнали в Германию. А ещё иногда он приносил семье Лиды еду. "Помои русским свиньям", – обычно говорил он полицаям, если кто из них его видел с ведром. На дне ведра в мешке лежал то хлеб, то крупа, а то и банка тушёнки.

Продуктами мать делилась с семьёй Вальки и деда Миколы.