расклешенная юбка светло-серого света чуть ниже

колен и черные длинные сапоги.

Из камеры, где я сижу, видно часы в кабинете

судебного конвоя. Часы показывают без пяти минут

десять. В это время зазвонил телефон в кабинете, я

поняла, что вызывают меня. Сотрудник, прослушав

звонок, обратился ко мне:

– Кама, выходим.

Поднимаюсь по лестнице суда на второй этаж, в

кабинет судьи Кунгаа (фамилия изменена). Одна моя

рука в наручниках, другая часть наручника надета на

руку судебного конвоя. В коридорах достаточно

людей, которые изумленно смотрят на меня. Мой

внешний вид никак не соответствовал наручникам на

руках. В кабинете судья обратился к конвою:

– Снимите наручники.

После оглашения положительного решения суда

неожиданно судья обратился ко мне с неформальным

вопросом:

– Мне интересно ваше место рождения, очень редкое

название, как и у меня. У вас кто там проживал?

– Это земля моего деда по отцовской линии.

Он пристально посмотрел на меня и сказал:

– Мне вас жаль, вы не с теми и не в то время

связались.

В этих словах я нашла ответ на свои вопросы.

Значит, я правильно мыслила, за спиной Костюк стоит

заказчик, даже страшно произносить это слово. Нужно

после похорон поговорить с Аней. Мне никак не

хотелось верить, что дело заказное, возможно ли

такое в реальной жизни? Я не чувствую за собой,

ничего плохого, чтобы меня заказали в тюрьму. Может

быть, слова судьи я не так поняла?

В камере стало спокойнее, женщина-карлик, как и

Света, оказалась более спокойной. Сегодня надо

пораньше ложиться спать, чтобы завтра полностью

заняться приговорами, за последние дни накопилось.

При поступлении приговоров от осужденных я отмечала

в календаре срок подачи жалобы, поэтому я могла

себе позволить сегодняшний отдых.

Утром, с приходом завтрака, меня заказали с вещами,

это означало, что меня заказали на этап. Я была

удивлена, но мысли работали быстро и слаженно.

Почему-то я сразу подумала о том, что меня хотят

незаконно вывезти из тюрьмы, куда? Я обратилась к

сокамерницам:

– Сегодня этап, в какой район?

– В Каа-Хемский, – ответили мне.

Согласно Уголовно-процессуальному кодексу,

существует территориальность следственных действий.

Уголовное дело по нашему обвинению к Каа-Хемскому

району не относилось. Я срочно начала писать жалобу

в адрес начальника тюрьмы, что нарушается

территориальность следственных действий, а это

означает, что меня хотят вывезти за пределы для

выбивания явки с повинной. Если администрация

тюрьмы даст разрешение на мой вывоз, это будет

нарушением закона. Отказалась выходить из камеры и

просила администрацию защитить меня от незаконных

действий следствия. Написав жалобу, я постучалась в

дверь и передала бумагу дежурному коридора. Затем

надела спортивный костюм, кроссовки и стала ожидать

дальнейших действий. В это время в нашу стенку

постучались из соседней камеры, где содержалась

Аня. Сокамерница с верхнего яруса кровати, открыв

окно, спросила:

– Что стучали?

– Кама позови.

Аня звала меня. Я залезла на второй ярус и подала

голос:

– Никуда не выходи, они хотят выбить явку.

– Я это уже поняла. Не хочу верить в происходящее,

Ань.

– Тем не менее, это происходит.

– Вечером надо будет поговорить.

– Хорошо. Постарайся не выходить из камеры, —

повторила она.

На днях женщины рассказывали, как в ИВС этого

района женщина покончила собой, повесилась. Когда

родственники забрали ее из морга, у покойной на

теле были следы избиения, а на руках глубокие раны

от наручников. Видимо, они вешали ее на батарее в

наручниках. Я неоднократно слышала о таком методе

от заключенных мужчин. Возможно, поэтому я быстро

догадалась и написала жалобу. Слышу, в коридоре