Таким образом у нас образовалось 2 дня, занять которые было решительно нечем. Нам не хотелось напрягать хоста[13] продлением своего пребывания, поэтому мы спросили его, что можно делать в Стамбуле два дня и куда можно съездить в его окрестностях. «Конечно, Принцевы острова!» – был ответ. Забегая вперед, это был первый и последний раз, когда мы последовали рекомендациям местного жителя. Принцевы острова расположены примерно в 10–20 км от азиатской части Стамбула в Мраморном море. Поскольку путеводителя у нас не было, то это, собственно, и все, что мы о них знали. Ну еще, что автотранспорт там запрещен, а попадание осуществляется паромом из Кадыкёя. Мы уже успели полюбить стамбульские паромы – старые скрипучие корабли, явно видавшие лучшие времена лет 30 назад и поблескивавшие аристократической медью под слоем отваливающейся белой краски. Где-то там даже, кажется, была пара паромов на колесной тяге с большими колесами сбоку. На таких же кораблях плавал, наверное, Гекльберри Финн на Миссисипи.
Мы двинулись по направлению от причала, заходя по пути в лавки и магазины. Цены, однако, были выше стамбульских в 1,5–2 раза, поэтому мы ограничились на ужин водой. Пройдя километра 3–4 вдоль берега, мы наконец нашли несколько свободных лужаек, на которых и поставили палатку.
Утром мы эвакуировались из этого места на соседний, более мелкий и менее «курортный» остров. Единственное, что запомнилось на Буюк Аде – это грустная лошадь, которую зачем-то (в наказание?) посадили в море.
Также загадкой осталось то, зачем лошадям на глаза нацепляют повязку с нарисованными глазами. Выглядит жутковато, но подвергаются этой процедуре не все лошади. Может быть, только те, которые слишком много видели?
Вопреки ожиданиям, на новом острове оказалось ничуть не лучше. Было меньше лошадей и меньше турецких семей на отдыхе, но турецкий мюзикл играл все так же бодро и громко, а палатку было ставить все так же негде. В итоге мы просто оккупировали полуразрушенное здание рядом с паромным причалом и переночевали там (кстати, через стенку находился дорогой отель).
В первую нашу встречу он гордо показывал свою съемную квартиру из трех комнат, называл сумму оплачиваемой им ренты (на самом деле довольно высокую) и рассказывал про работу в стамбульском отделении международной корпорации после получения диплома престижного стамбульского университета. Для выходца из бедной деревни на северо-востоке Турции это был несомненный успех. Хотя мы старательно поддакивали, как и полагается в таких случаях, мы не смогли, видимо, скрыть отсутствие восхищения его успехами. Более того, своим существованием мы являли вызов его мироустройству – мы выглядели как богатые белые бездельники (наша одежда еще тогда не поизносилась), которые в свое удовольствие ездят по миру, не проработав толком ни одного дня, не учившись в престижных вузах, не карабкаясь по карьерной лестнице, терпеливо снося идиотизм начальников и интриги коллег. Мы говорили по-английски лучше, чем он, хотя это был один из пунктов его гордости. Кроме того, он был старше нас, но никогда не был за пределами Турции.