Воспоминание о добром и воспоминание о худом, как бы перстом, указывают нам, или на срамоту наших помыслов, или на высоту нашего жития, и каждое по роду своему укрепляет в нас помыслы и движения или десных или шуих. Мы бываем заняты ими в тайне ума нашего, но в этом мысленном занятии изображается удел нашего жития, и в нем мы можем увидеть себя самих.

Не прекословь помыслам, но лучше молитвою к Богу прерывай беседу с ними. Не во всякое время имеем мы силу так воспрекословить сопротивным помыслам, чтоб прекратить их, напротив того, в таковом случае, нередко получаем от них язву, которой долгое время не уврачуешь. Не смотря на всю твою мудрость и на все твое благоразумие враги успеют поразить тебя. Но когда и победишь ты их; и тогда нечистота помыслов осквернит ум твой, и зловоние смрада их на долго останется в обонянии твоем. Употребив же первый способ, будешь свободен от всего этого и от страха; потому что нет иной помощи, кроме Бога.

Кто однажды навсегда посвятил себя Богу, тот проводит жизнь в упокоении ума. Без нестяжательности душа не может освободиться от мятежа помыслов, – и не приведя в безмолвие чувств, не ощутит мира в мысли. Не входя в искушения, никто не приобретет духовной мудрости. Без прилежного чтения не узнаешь тонкости помыслов. Без тишины помыслов ум не подвигнется в сокровенные тайны. Без упования по вере душа не может отважиться смело на искушения. Не испытав явственного покровительства Божия, сердце не в состоянии надеяться на Бога. Если душа с ведением не вкусит страданий Христовых, то не будет иметь общения со Христом.

Движение помыслов в человеке бывает от четырех причин. Во-первых, от естественной плотской воли; во-вторых, от чувственного представления мирских предметов, о каких человек слышит и какие видит; в-третьих, от предзанятых понятий и от душевной склонности, какие человек имеет в уме; в-четвертых, от приражения бесов, которые воюют с нами, вовлекая во все страсти, по сказанным прежде причинам. Поэтому человек даже до смерти, пока он в жизни этой плоти, не может не иметь помыслов и брани. Ибо, рассуди сам, возможно ли, чтобы прежде исшествия человека из мира и прежде смерти пришла в бездействие которая-либо одна из сих четырех причин? или возможно ли телу не домогаться необходимого и не быть вынужденным пожелать чего-либо мирского? Если же неуместно представлять себе что-либо подобное, потому что естество имеет нужду в таких вещах, то значит уже, что страсти действуют во всяком, кто носит на себе тело, хочет ли он того или не хочет. Поэтому всякому человеку, как носящему на себе тело, необходимо охранять себя не от одной какой-либо страсти, явно и непрестанно в нем действующей, и не от двух, но от многих страстей. Победившие в себе страсти добродетелями, хотя и бывают тревожимы помыслами и приражением четырех оных причин, однако же, не уступают над собою победы, потому что имеют силу, и ум их восторгается к благим и Божественным памятованиям.

Вопрос. Почему нередко иные, и даже многие, имея, может быть, и дела сии, не чувствуют тишины, и успокоения страстей, и мира помыслов?

Ответ. Страсти, сокровенные в душе, не исправляются, брат, телесными только трудами, они не удерживают и помыслов о том, что пробуждается всегда чувствами. Труды сии охраняют человека от пожеланий, чтобы не был ими препобеждаем, и от демонского обольщения, но не доставляют душе мира и тишины. Ибо дела и труды тогда доставляют душе бесстрастие, умерщвляют уды, яже на земли (Кол.3:5), и даруют упокоение помыслов, когда приобщимся безмолвия, когда во внешних чувствах прекратится смятение и несколько времени пребудут они в делании премудрости. А пока человек не лишится возможности быть в сообществе с людьми и членов своих и себя самого от расслабления помыслов не соберет сам в себя, – до тех пор не возможет узнать страсти своей. Безмолвие, как сказал святой Василий, есть начало очищения души. Ибо когда во внешних членах прекратятся внешний мятеж и развлечение по внешности, тогда ум от внешних развлечений и парения возвращается в себя и упокоевается в себе, а сердце пробуждается к исследованию внутренних душевных мыслей. И если человек хорошо устоит в этом, то приходит он понемногу в состояние шествовать к душевной чистоте.