«И меня постигнет то же самое, – представлял я в уме своем, – и я скоро буду заключен во тьму». Подумал о сем, и полились у меня слезы. Возвел я взоры на приятный воздух, посмотрел и на обитель шеола и, увидев, что ожидает меня там, с горькими рыданиями стал плакать сам о себе. Представил себе красоту естества и разрушение, какое постигнет его, и в жестокой горести пролил слезы о том, что Адамом причинено нам, сынам его. Представил себе, как люди живут в этом вожделенном мире и потом истлевают во гробе, – и горько возрыдал. Посмотрел на живых на земле и на мертвых во гробе и содрогнулся, смущенный тем, что ожидает человеков.

Сегодня еще простирают к нам слово на земле, наутро в шеоле безмолвны; сегодня еще привлекают красотой, наутро обезображены и возбуждают отвращение. Сегодня услаждается благовониями, а наутро плоть его издает смрад; сегодня ходит еще по земле, а наутро стопы его неподвижны. Сегодня повелевает и высится на земле как бог, а наутро, неподвижный и безмолвный, заключен во тьме среди мертвых.

Славен был Адам в начале, конец же Адамов низок и ненавистен; начало – в раю, а конец – во тьме. Высокий и славный в начале, глубоко унижен стал Адам при конце; начало его – среди деревьев райских, конец же – во мраке шеола. Вожделенно было первое жилище его, отвратительно и ужасно последнее водворение; первое было на высоте величия, последнее – во прахе земном. Славна была первая его область, во второй – много было ему трудов; последняя – горька, мрачна, исполнена всякого горя. О, какой страшный удар! С какой высоты и какое глубокое падение! Из райской обители падает во гроб! Вместо того, чтобы беседовать с духами и обитать в раю, – отдаем мы плоть свою в добычу моли, и тле, и червю. Вместо первой славы, какой Адам облечен был в Едеме, окружают и точат его во гробе тля и моль.

Эта прекрасная членосоставность, какую в начале образовал Отец, став трупом во гробе, обратилась в гнездилище червей. Из Едемской славы, в какую вознесен был Адам, в шеол низверглись чада его, и тля поедает их плоть. Такое горькое падение постигло нас за Евин грех; праматерь сама ввергла чад своих в унижение, смерть и тление. Сатана злокозненно через змия обаял Еву, а через нее соблазнил главу нашего рода. И сие-то погубило нас, довело до такого горестного позора!

Вот что действительно видел я, братия, вот о чем размышлял в уме своем, сидя при гробе. Когда же смотрел я на покоящихся там мертвецов, потекли в уме моем мысли, наводя меня на что-то сокровенное. Увидел и приметил я теперь, возлюбленные, что смерть – образ Божией правды, потому что похищает всех равно. Не стыдится ни царя, ни великого, ни малого, – но поемлет всех вместе, и царя, и бедного, и нищего. Как правда в день воздаяния не смотрит на лица, так и смерть в день кончины не щадит никого. И царя, как и всякого другого, поемлет бедным и обнаженным, и его связывает, как последнего из людей, и его ввергает в шеол, – туда же, где и все. И власть, и величие отъемлет у князей, потому что уже ни величия, ни власти нет у того, кто вошел во врата смерти. Сгнетает (сдавливает, сгибает) она высокорослых, сильных и гордых, заставляет, наклонясь, входить в тесную дверь гроба, в котором заключает их. Надменных и горделивых вводит и заключает она в жилище мертвых, с угнетенными и несчастными равняет их в шеоле. Смиряет она гордого, уничижает превознесенного и наравне с незнатными и простолюдинами в наследие дает им тление в шеоле.

Приди же, мудрец, и рассмотри здесь Божию правду, и прославь Правосудного, Который не взирает на лица великого и богатого. Посмотри на царя в его порфире, в величии, в славе, потом посмотри, как обратился он в персть, и прославь вечно Превознесенного. Посмотри на царя, когда украшен он великолепными царскими одеждами, а потом посмотри, когда он в шеоле, среди мертвых, когда моль и червь стали для него постелью. Смотри: повелевал и высился он, как бог, и вот – с уничиженными в шеоле, как и все прочие, истлевает безмолвно.