Если приобучим себя к доброму размышлению, то будем стыдиться страстей, как скоро встретимся с ними. И это знают изведавшие опытом на себе самих. Но будем стыдиться приближения к страстям и по причине их виновности.
Когда из любви к Богу желаешь совершить какое дело, пределом желания сего поставь смерть, и таким образом на самом деле сподобишься взойти на степень мученичества в борьбе с каждою страстию и не понесешь никакого вреда от того, что встретится с тобою внутри оного предела, если претерпишь до конца и не расслабеешь. Помышление немощного рассудка немощною делает силу терпения, а твердый ум и тому, кто следует помышлению его, сообщает силу, какой не имеет природа. Сподоби меня, Господи, возненавидеть жизнь свою ради жизни в Тебе!
Постоянно упражняй себя в размышлении, читая Божественные Писания, с точным их разумением, чтобы при праздности ума твоего не осквернялось зрение твое чужими сквернами непотребства.
Есть четыре различных вида спасительного размышления, при помощи которых трудится ум над орошением знания своего ради возрастания жизни на поприще праведности:
– о знании телесного служения;
– о знании искусного и объединенного служения;
– о знании сокровенных борений против страстей;
– о знании просветленного служения, которое в Боге: оно бывает единственным образом с Богом.
Последнее тоже делится на три различные части: оно не сразу бывает просветленным, но сначала оно темное, а потом – просветленное. Как у некоторых видов деревьев источается сладкий сок под действием солнца, точно так же, когда сияет Дух в сердцах наших, приближаются к светоносности движения размышления нашего – что называется «духовным образом жизни»; тогда вопреки своей воле ум наш посредством некоей мысли влечется, словно в изумлении, к Богу. Молитва же не является самостоятельной частью, отдельной от этих вещей, но она смешана с ними, иногда порождая их, иногда же рождаясь от них. Итак, всякий человек в том размышлении, в которое он ввергает себя, просветляется, и в той мысли, которой постоянно занят ум его, он умудряется и становится еще более сосредоточенным на ней, если, думая о служении праведности, он размышляет о делах праведности, и бывает озарен. Вот как может он угодить Богу делами своими, и вот что вредит служению его, и вот через что преуспевает он и просветляется в мысли своей.
Если, опять же, он думает о служении добродетели, о том, как он может угодить Богу в чистоте плоти своей, в труде молитвы, в очищении тела своего посредством поста, в чтении псалмов и в борьбе против всего, что препятствует ему; и если он думает о том, на сколь многие виды подразделяется добродетель и через какие ее составляющие части он обретает больше света и преуспевает, усердствуя в этом особенно, и что противоположно каждой из добродетелей – тогда благодаря этому становится он мудрым и глубоким. А если о страстях, помыслах и их борьбе размышляет он – как следуют помыслы один за другим, и какая страсть соединена с какой, и каково начало первой и каков конец ее; и какой силой обладает каждая из страстей, и от чего она ослабляется и чем усиливается – он только сосредоточен на страстях и упражняет ум свой. Но если он размышляет о Боге и изумляется свойствам Его и исследует одного лишь Бога, он просветляется, а в этом также заключены и вышеназванные вещи.
Они, конечно, сами по себе хороши, но они суть борения, и неправильно, чтобы мысль и знание души и тела полностью пребывали в них. Ни красота служения, ни знание состязаний и борений, ни мысленное противостояние страстям не составляет цели надежды, которая нам проповедана – той, о которой Апостол сказал: