Любителям спокойной жизни, или и бедным дал бы я совет-пожертвовать чем-нибудь людям злонравным, как зверям бросают пищу, или как бесам суеверные люди делают возлиянья, если бы только таким средством можно было пробрести спокойствие, и стало наконец возможным иметь у себя нечто даже бедным, которые непрестанно трепещут и одной тени злых людей. Но теперь исключая одних злых, от всего знаю врачевство, например: от голода-пищу, от невоздержанья-скудость, от водяной болезни-выпуск воды, от чужого глаза-тьму, от слез – рассудительность или друга, от скорби-время; и пловцам в затруднении спасительны показавшиеся на берегу огонь или пристань, и утомившемуся-умащение членов. Но для порочных нее другого врачевства, кроме Божия суда и ран. Но и того не чувствуют злочестивые, в пресыщении презирают они и суд. Содейственник их покрываете им умы мраком, а хребет-медью, чтобы, подобно железной наковальне, не умягчался и среди бедствий.

Они тотчас прибегают к примерам. Что сие значит, Христе мой? Для чего Ты людям порочным даешь видеть преткновения добродетельных, чтоб в них находили они убежище своему злонравию? На доброе дело, хотя оно и велико, никто не обращает вниманья; а худое дело, как оно ни мало, для людей безрассудных и злонравных делается какою-то вывескою. Для добрых деле они-железо, а для худых-воск, и легко отпечатлевают на себе все худое. Я не целомудрен, говорит порочный. Что ж, разве не найдутся мне подобные? И увы! Он наименует кого-нибудь из мудрых. Я убийца? Что ж, разве и в этом не найдутся мне подобные и из древних, и из новых? Я обогащаюсь неправедно? А иной захватывает во власть свою целые народы и города. Кто же не знает, сколько хуже клятвы отреченье? И потому выставляет на вид чье-нибудь отреченье, чтоб прикрыть тем свои меньшие раны.

На это хочу сказать тебе одну баснь (если только и среди бедствий можно шутить), баснь очень приличную твоим лжеумствованиям. Смеялся некто над совою. И сова от каждой насмешки увертывалась ловким ответом. Какая у тебя голова! говорили ей. А какова у Дия? отвечала она.-Какие светлые глаза! – Точно как у светлоокой.-Голос не благозвучен! -А у сороки еще не благозвучнее. И ноги тонки! -А каковы тебе кажутся у скворца? -Но без труда отразив все это, как ни была умна сова, уступает в одном. Ей говорят: ты такая умная, посуди же: у каждого есть что-нибудь одно; а у тебя все вместе, и все через меру, и глаза светлы, и голос груб, и ноги тонки, и голова велика. И дорогая сова, выслушав это, пошла со стыдом.

А от тебя не дождешься и сего, напротив того птица в басне гораздо умнее тебя. Все есть в одном; -в том и беда твоя. Раз или два увлечься и пасть, и притом в чем-нибудь неважном, -это еще извинительно. Уступим нечто и омрачению плоти. Ни в чем не претыкаться свойственно единому Богу. Но падать намеренно, хвалиться худым делом, падать многократно, падать в пороки важные, и не стыдиться сего, но смяться над этим, не хотеть уцеломудриться и наказаниями, какими вразумляются люди самые жалкие, но с открытой головою кидаются в опасность, – это самая ужасная и злокачественная болезнь. Рассмотри свои дела, рассмотри и то, что тебе предписано делать и не делать. А в тех делах обрати вниманье на время и на то, чему они служат образом. Тогда вера едва начиналась; люди, как младенцы, имели нужду в поддержке и в нежной пище; потому и падающие находили себе извиненье. Но тебе не простительно падать; потому что ты принял совершенное слово, и Христос много пострадал за твои грехи. Напротив того, тебя за прежние грехопаденья ожидает казнь. Что говорю: за прежние? И за те, в которые ввергаешься ныне.