Я тихонько попыталась подползти к нему и начала снимать, лежа на земле. Он заметил меня и выругался. Я подумала, что действительно совершила большую глупость, тайком отправившись сюда. Но сейчас уже поздно думать об этом. Дрожащими руками я попыталась выровнять изображение на крошечном экране камеры. Если удастся выжить и доставить материал Дику – он озолотит.

В висках лихорадочно пульсировало от напряжения, я почти не слышала, что кричат солдаты друг другу. В воздухе запахло кровью и порохом. Мне нужно найти оружие. Тут я вспомнила про нож в ботинке. Я достала его и крепко зажала в руке. Второй рукой держала камеру, продолжая снимать. Тут краем глаза я уловила фигуру ребенка. Он находился метрах в десяти от нас, сидел на корточках и плакал, толкая безжизненное тело мужчины, лежавшего перед ним в луже крови. Видимо, это был его отец.

Я крикнула ему: «Малыш! Иди сюда! Прячься! Иди ко мне, скорее!». Мальчик услышал и посмотрел в нашу сторону. Его детское лицо исказила гримаса боли и ненависти. Он схватил пистолет с земли и стал беспорядочно нажимать на курок. Солдат, находившийся рядом со мной, машинально открыл огонь в ответ на стрельбу извне. Ребенок упал. «Нет!!! Не стреляй, там ребёнок!!» – заорала я, намереваясь броситься к мальчику. Солдат схватил меня за шкирку и грубо толкнул на землю:

– Куда?! Лежать! Мы и так из-за тебя чуть не погибли!

Он отвернулся. Я не знаю, видел ли он, в кого стреляет. Осознанно или случайно, но он для меня – убийца. Я не знаю, что на меня нашло в этот момент. Ослеплённая яростью, я с воплем бросилась на него и воткнула нож ему в шею, где не было защиты. Видимо, случайным образом попала в артерию, поскольку в этот же миг из раны фонтаном хлынула кровь. Солдат ошарашенно выпучил глаза, глядя на меня диким взглядом, полным ужаса и непонимания, повалился на землю. Пару секунд его тело сводила судорога, затем он затих, остекленелыми глазами глядя в пустоту. Я роняю нож на землю, в оцепенении смотрю на труп, но осознание ещё не пришло. К горлу подступает ком, затошнило.

Слышу шум шагов, поднимаю глаза и успеваю увидеть только чёрные глаза и бороду. От сильнейшего удара по голове падаю в темноту. «Это конец» – мелькнула последняя мысль, перед тем как отключиться.

Я очнулась от непривычного ощущения холода и сырости. Лежу на скользком, ледяном полу. Невероятно! Наконец-то мне холодно, впервые с моего пребывания в этой знойной стране. Попыталась немедленно открыть глаза, но не смогла – голова раскалывалась, от малейшего резкого движения кружилась, к горлу подступала тошнота.

Всё же спустя несколько секунд я сосредоточилась и открыла глаза, осмотрелась.

Я в подвале. Темно, сыро, бетонные стены и пол, тусклая полоса света из коридора. Нет окон. Ржавая решетка. Эта картина живо напомнила мне об ужасной ночи из моего детства, когда я оказалась заперта на всю ночь в сыром подвале с крысами.

Чувствую, как паника цепкими когтистыми лапами сжимает моё горло. Делаю глубокий вдох, пытаюсь успокоиться. Я попробовала пошевелиться, но не тут-то было: ноги и руки связаны. На мне нет бронежилета, моей камеры, удостоверения журналиста и ножа. Холодно, пальцы заледенели! Очень болит голова. И рёбра! Меня били? Или волокли по земле… Я этого совершенно не помню, но тело помнит отчётливо.

Сколько же я здесь провалялась? Как хочется пить…

Я облизала губы, начала думать, что я могу предпринять. И в тот момент, когда в моей голове зашевелились мысли, вместе с ними пришёл запоздалый, леденящий душу страх.

Осознала всю безысходность ситуации. Я заложница у боевиков, их враг – американка, ещё и женщина. Повезёт, если убьют сразу. Но этого не будет. Все знают об их жестокости и о пытках, которым они подвергают пленных.