Несмотря на возраст, руки старухи сохраняли молодецкую силу. Набалдашник на её трости был из твердого дуба, и старуха так ловко владела ею, что трость становилась грозным оружием. Наргиз использовала её против нищих, проституток, зевак и вообще всех, кто портил ей настроение. А настроение у неё было плохим постоянно. Из-за скупости старуха не нанимала служанку и всю работу по дому выполняла сама, что плохо сказывалось на его состоянии. Вследствие этого селились у неё совсем уж непритязательные жильцы, доставлявшие немало хлопот. Ходили слухи, что с некоторыми из них старуха вела и другие дела, помимо сдачи комнат.

Вот такой была тетка Линарии, у которой теперь предстояло жить Айрин. Едва барон захлопнул дверь, как старуха сгребла монеты в карман, чтобы ночью спрятать их под половицей. Потом достала из шкафа матрас и постелила в углу, положив туда узелок девочки.

– Вот – ткнула пальцем старуха.

Этого хватило, чтобы Айрин, так и стоявшая у порога, прошла и села в указанный угол.

Когда подошло время ужина, Наргиз наложила на дно тарелки рисовой каши, тщательно следя за тем, чтобы там был лишь один кусок мяса и отрезала кусок хлеба, который толщиной мог поспорить с тупым мечом. Айрин, сев за стол, поковыряла кашу ложкой, выпила стакан воды и отправилась обратно на матрас, чем привела бабку в восторг. Полночи та провела в расчетах, сколько она заработает на деньгах барона, если будет кормить внучку порцией того же размера, что и сегодня.

А между тем девочка, забывшаяся беспокойным сном, проснулась ночью от голода. Перед этим могучим чувством отступило всё остальное, и Айрин, ворочаясь на матрасе, теперь думала лишь о еде. Трижды она подходила к ведру с водой и пыталась залить свой голод. Это не помогло. Едва дождавшись рассвета, Айрин уже сидела за столом в ожидании завтрака.

В Наргиз такие приготовления вызвали смутное беспокойство. Она достала из шкафа тарелку со вчерашней порцией и поставила перед внучкой. Затем наложила каши себе, а когда повернулась, девочка уже стояла перед ней.

– Можно мне ещё каши? – спросила Айрин и протянула пустую тарелку.

Старуха с ужасом начала понимать, что все её ночные расчеты рушатся. Как человек, впадающий в ступор перед лицом катастрофы, она бухнула в тарелку еще две ложки и отдала Аури. Каша исчезла так же быстро, как и в первый раз.

– Можно мне ещё? – Айрин пододвинула пустую тарелку к старухе.

Это движение привело Наргиз в чувство. Её нос взлетел к небу.

– Свет и Четверо Сотворенных, защитите нас! – завопила она, умоляюще вскинув руки– Да у тебя же бездонная утроба! Да ты нас всех пустишь по миру! Ты что, думаешь, у меня полные карманы золота? Думаешь, Четверо мне еду посылают? Нет – кулак старухи стукнул по столу – Она достается тяжким трудом и потом! И я не собираюсь …

Тут она осеклась, вспомнив взгляд барона и монеты, что он ей отдал.

– Следующий раз поешь в обед – заявила она девочке, убирая тарелку – И как я закончу, помой посуду!

Айрин поблагодарила за завтрак, пошла в свой угол и села на матрас. Ей по-прежнему было грустно, тоскливо и одиноко, она всё ещё не могла принять смерть родителей, но голод не давал ей уйти в себя. Она то и дело поглядывала на часы, подгоняя стрелку. Попробовала пройтись по улице, но через пять минут осознала, что не понимает, в какую сторону идёт, и, повернув обратно, едва смогла найти нужную дверь.

Наконец часы пробили тринадцать раз, и Наргиз достала кастрюлю. Айрин уже сидела за столом. Старуха принялась накладывать еду в тарелку, после каждой положенной порции глядя на внучку. Та неотрывно следила за действиями Наргиз. Когда третья ложка каши легла в тарелку – именно столько вчера было положено – старуха замерла и снова посмотрела на девочку. Та продолжала следить. Нос старухи обмяк, и она накинула ещё одну ложку, после чего решительно отставила тарелку. Со стороны стола раздался долгий вздох. Не оборачиваясь, Наргиз наложила себе те же четыре ложки, отрезала по куску хлеба – чуть больше, чем вчера – и подала еду за стол.