– Нужно отталкиваться – подсказал отец.

Айрин оттолкнулась, не отрывая ног ото льда – и поехала. Широко распахнув глаза от восторга, с открытым ртом, Аури оттолкнулась ещё, и ещё, и ещё – и не удержавшись, снова упала на лёд.

Поднявшись, она с радостью посмотрела на отца.

– Ты видел? Я ехала. Я ехала!

Гленн, смеясь, заскользил к дочери.

– Я же говорил, тебе понравится.

С этого дня Айрин ходила на озеро каждый день. Вскоре она уже ничуть не уступала отцу в мастерстве, и выигрывала в гонке, что они устраивали. Видя успехи дочери, Гленн придумал новую игру.

– Я буду стоять на берегу и кидать снежками.

– Кидать снежками? А я?

– А ты должна будешь уворачиваться.

Поначалу было легко. Гленн кидал неспеша, навесом, и требовалось лишь слегка изменить направление. Но на втором круге снежки стали лететь быстрее. На третьем Гленн кидал их с замахом. Первый же снежок сбил девочку с ног. Второй и третий – тоже. Но Айрин оценила скорость, которую давало ей скольжение, и уже на второй день, разгоняясь, уходила от большинства бросков отца. Тогда тот ввел новое правило – если дочери удастся проехать отмеченный участок без попаданий, то они меняются местами. Когда у Аури получилось это впервые, она забросала отца снежками ещё до того, как он вышел на лёд. После этого Гленн заявил ,что ему больше нечему учить Айрин, и стал уделять больше внимания охоте, собирательству и Первой Полосе. Дни становились всё короче, ночи – длиннее и холоднее, поэтому времени оставалось все меньше. В предпоследний, третий месяц зимы солнце и вовсе будет выходить на три-четыре часа, и к этому времени следовало подготовиться.

Теперь каждый день Гленн старался выделить время на тренировку с Аури. И чем меньше его было, тем меньше Гленн жалел свою дочь. Почти каждый вечер на теле Айрин появлялся новый ушиб или синяк.

– У зверей нет жалости – говорил Гленн, раскручивая своё копье – Они не знают милосердия. Они не протянут тебе лапу из уважения к твоей доблести или храбрости. Всё, что им нужно – убить тебя, как можно быстрее.

И он бил, рубил, колол, менял копьё на меч, меч – на дубину, дубину – на кинжалы, а Айрин прыгала, уворачивалась, скользила и в свою очередь била и колола. У отца было много оружия, и Аури училась отбиваться от каждого.

– Не забывай про ритм!

– Следи за своим телом!

– Бей в точку!

Иногда девочке надоедало заниматься, и она не старалась. Отец тут же замечал это. Удары становились быстрее и жестче, выпады попадали в более мягкие и незащищенные места, а скорость атак так увеличивалась, что Айрин начинала задыхаться уже через пару минут боя.

– Ты что думаешь! – кричал отец, атакуя снова и снова – Звери дадут тебе передохнуть? Думаешь, увидят, что у тебя нет настроения, и предложат посидеть на пеньке?

И Аури начинала сражаться в полную силу. Но однажды она не выдержала. У неё не получалось отбить ни одного выпада, ни одной атаки, и она за пять минут получила с десяток ударов. Каждый злил её всё сильнее и сильнее. В конце концов она швырнула копье на землю.

– Хватит! Мне надоело! Мы тренируемся, и тренируемся, и тренируемся, и я получаю больше ударов здесь, чем в Лесу! Лес меня вообще не трогает! Да он мне и не нужен! Если хочешь, я буду сидеть дома и не выходить со двора, пока мы не уедем. Ни шагу за ограду – лишь бы это всё закончилось! Вот так!

Гленн посмотрел на свою дочь – взвинченную, накрученную, разозленную – аккуратно сел на землю и положил копье рядом с собой.

– Ты скучаешь по матери?

Айрин не ожидала такого вопроса. При упоминании мамы вся её злость ушла, испарилась, и остался лишь грустный и обиженный девятилетний ребенок.