Расскажите мне о том, как O’Конноры расстались со своим чатсвортским домом.

Айн сказала, что услышала печаль в моем голосе, когда сообщила мне о своих планах уехать из Калифорнии. Я не хотела, чтобы она уезжала, чтобы возвращалась в Нью-Йорк. Помню, как она позвонила мне. Мы тогда жили в эксклюзивном «Лидо Трейлер Парк», и она сказала: «Знаешь что, Рут, мы намереваемся вернуться в Нью-Йорк». O нет! Только не отнимайте у нас тот стимул, которым вы оба являетесь. Не уезжайте. Так я чувствовала тогда. Протестовало все мое тело, возмущено было все мое естество. Помню, она еще сказала: «Я никогда не окажусь от тебя дальше, чем томик Источника». Прекрасные оказались слова. И очень полезные. Айн в последний раз пригласила нас в Чатсворт, и мы прекрасно провели вечер, пусть он и был прощальным. Мы не говорили друг другу таких слов, как «мы вам напишем» или «звоните нам». Мы выпили мартини, а потом продолжили встречу ужином в нашем любимом чатсвортском ресторане «Качамакоффс», а затем вернулись домой к O’Коннорам. Но время мы по сути дела провели за прокладыванием их маршрута через Орей, Колорадо. Мой муж отлично ладил с топографией. Мы с ним девять раз пересекали Соединенные Штаты.

А как вы сделались арендаторами их дома?

Вот телеграмма, адресованная «Мистеру и миссис Р. Хилл, Мотель «Мишн Белл», Бульвар Вентура, Энсино, Калифорния». Дата: 12 июля 1952 года. Дом в Тампе пустовал после их отъезда в Нью-Йорк в октябре 1951 года. Перед отъездом Айн сказала: «Мы не намереваемся продавать дом, поскольку Фрэнк этого не хочет. И мы не собираемся сдавать его в наем. Мы не хотим этого. Но охотно сдадим его вам». Помню, я сказала, что мы не можем позволить себе такие расходы. И Фрэнк предложил обсудить этот вопрос потом. Так что в телеграмме было написано: «Пожалуйста, позвони мне за мой счет. Нам нужно поговорить о доме. Айн Рэнд».

Мы позвонили Айн, и она предложила нам назначить ту цену, которую мы в состоянии платить: «Просто скажи мне, Рут, сколько вы будете платить». Я ответила: «85 долларов». На это она сказала: «Отлично, решили». Так что получить возможность проживать во владении стоимостью в миллион долларов за 85 долларов было достаточно мило.

Впрочем, ранчо тогда не стоило миллиона долларов, однако я по крайней мере знаю, что они заработали на этой недвижимости пару сотен тысяч, когда его наконец продали в 1962 году. Я устроила эту продажу нашему соседу.

Я приняла дом при одном условии: «Айн, мне нужно шесть недель на пробу. Не знаю, как мне удастся управиться с таким большим домом, и насколько я понимаю, Баззи будет стараться поддерживать в порядке все владение. На садовников у нас денег нет» [Фрэнк нанимал троих]. Она ответила: «Ничего, наймите. Мы заплатим за помощь». И они платили.

Ни мы, ни они не хотели заключать контракт. Нам было достаточно просто обменяться рукопожатиями. Но я сказала: «Айн, мне нужна какая-то расписка, потому что я хочу, чтобы было известно, что мы занимаем дом на пробу в течение шести недель». Что же, эти шесть недель растянулись на двадцать лет. Первоначальные 85 долларов в месяц постепенно превратились в 125 долларов. «Похоже, что мы владеем этим домом совместно», – говорила Айн, а я сказала ей: «Нет, это же вы его купили». Айн ответила: «Но поддерживаем его мы пополам». Они оплачивали часть крупного счета за воду, чтобы любимые гладиолусы Фрэнка могли цвести.

А возникали ли у вас какие-нибудь проблемы с ранчо?

Нет. Торговать цветами мы не намеревались. A Фрэнк сказал нам только: «Пока будете в силах, поддерживайте жизнь в гладиолусах». Я рассказала ему о том, как мы сидим в гараже посреди тысяч луковиц, сортируя их, а потом относим их в его сарай, где они хранятся в больших шкафах. Мы делали это для Фрэнка, потому что он надеялся однажды вернуться в свое поместье. Он хотел, чтобы мы сохранили некоторые выведенные им новые сорта гладиолусов. В частности, тот, который он называл «Помада», и другой, который носил имя «Хэллоуин».