– Мне хватает гитар, – отнекивается Сидни.

– А с котиками есть?

– Нет.

– Ну вот! Смотри какая!

Товарищ смеётся от его восторгов, глубоко и бархатно, совсем не обидно.

– Себе купи, раз нравится.

– Мне зачем, я не играю.

– Научишься.

Трой теряется, будто эта мысль на ум ему не приходила.

– Ну что ты в самом деле, – Сидни достаёт пачку разноцветных купюр из заднего кармана, отсчитывает по одной, качая головой. Никто уже не использует бумажные деньги казалось бы. – Сколько она там? – он щурится на ценник и отсчитывает ещё немножко. – Точно играть будешь?

– Буду! – резво отзывается Трой. – Очень буду!

Тот снова смеётся, кладёт руку чуть ниже лопаток, подталкивая ко входу; кажется, пальцы у него длиннющие, ладонь перекрывает всю спину. Трой жмурится и чувствует себя восхитительно маленьким и счастливым.

∞ ∞ ∞

Трой бодается с прессой до тех пор, пока в один прекрасный день не получает статус «нехаризматичный лидер группы».

– Что за хуйня, Сид? Как с этим справляются? – хлюпает он в трубку, потому что спустя все колкие рифмованные строки Сидни Янг всё равно мякотка на фоне зубастых журналюг и скучающих диванных аналитиков.

– Ты не хочешь знать ответ.

– А без бутылки?

– Понятия не имею, я не справился, – напоминает он и вздыхает как всегда меланхолично, но будто ветерком тёплым в ухо дунуло. – Ты лучше всего этого. Не загоняйся, кот. Ты гораздо, гораздо лучше.

Забавнее всего, что он в самом деле знает. Но Сидни прав в другом: больше всего сейчас хочется выпить. Но не радостного шампанского, как обычно, а чего-нибудь, чтобы ужраться в хлам, позвонить папе и реветь пьяным олухом, чтобы он забрал его отсюда; а потом отрубиться к чертям собачьим до самого конца света.

Но Саймон обещал, что больше не будет, а значит и он тоже.

∞ ∞ ∞

Папе он всё равно звонит, но не ревёт олухом, а несёт что-то про погоду и пейзаж за окном, заурядное и угрюмое.

– Ребёнок, ты не приболел? – переживает папа. – Звучишь неважно.

– Пап, ты что, газет не читаешь? Я «болезненно трезвый», – фыркает он в трубку и поясняет. – Заебался просто.

– Разъебись обратно, пожалуйста, – распоряжается папа. – Расслабься. Серьезно, Трой, ты в порядке?

Он бы и рад, конечно, расслабиться но он сам «наложил сухой закон на группу», как говорит Майк, а курить уже давно бросил. Ну как бросил?

– Очередная последняя? – иронизирует названный идол группы.

– Ой, заткнись, Саймон, – огрызается он. – Да-да, вот такое я трепло безвольное.

На самом деле, Саймон тоже трепло безвольное, и ему дико стыдно за то, что уже второй раз он делает вид, что водка не пахнет. Трой категорически не согласен, что дурные привычки никогда по-настоящему не бросаются, докуривает как последний раз в жизни, выкидывает в трубу ментальную медальку за достижение, и снова обещает себе «никогда больше».

Хуже всего, что он в порядке, в образцово-показательном злоебучем порядке. Без единой нездоровой привычки – хоть на выставку отправляй. Единственный плюс всего этого треклятого ЗОЖа: бежать он может очень долго. Гораздо дольше Саймона. Объективно (наверное, скорее всего) он реально в хорошей физической форме и хочется спросить в толпу: какого хуя?

Он боится, что коллеги не будут малодушничать, уличат нарушителя и сдадут ему, как сдала Эмма, потому что он хоть и «нехаризматичный», но все равно лидер группы и несёт ответственность за Саймона. А он, конечно, в порядке и отличной физической форме, но чисто по-человечески просто не вывозит.

Ещё больше он боится, что в один прекрасный день, пока он отвернётся, кто-нибудь из его любимых алкашей залезет в бутылку так далеко, что не сможет выбраться обратно. А он просто ляжет рядом и сдохнет от стыда и горести.