– Помню, – кивает Ральф.

– Он тогда всё равно лучше всех был, – угорает Майк. – Это все тот же Гордон. Просто фест побольше. Если он сказал, что сделает, значит сделает.

– Он много чего говорит, – замечает Ральф.

– Так он и делает дохера. Когда он тебя подводил?

Ральф понимает в принципе, что им всем охота на большой клёвый фест, потому что они пропустили целое лето с фестивалями по его, между прочим, ральфовой вине, но не совсем понимает, почему никто не разделяет его опасений.

– Помнишь те ебанутые счастливые джинсы, «буду носить их до конца тура»? – припоминает Саймон. – Когда он так запрыгался, что они с него свалились, он запутался и упал?

– В первый раз слышу.

– А, тебя тогда не было. Мы так ржали, что не могли играть.

– Так и что?

– Ничего. Это же Гордон. Даже если он облажается, всё равно будет весело, и мы все поржём.

– Как когда он со сцены летал, пока меня не было?

– Ну это другое. Он тогда неделями протрезветь не мог, насколько я помню, – Саймон озадаченно морщит лоб. – Хотя я тоже помню не очень. Но тур мы всё равно до конца доиграли.

Ральфу кажется, что он не совсем в полной мере доносит мысль до коллег. Парадокс в том, что в результате изнурительных внутренних боёв организм их неуёмного солиста наконец сдаётся: по ночам Трой спит без задних ног, и где-то там от отбоя до звонка будильника потихоньку восстанавливаются опустевшие в ноль резервы, потому что поспать – это его панацея и всё делает лучше. Но лучше – всё равно недостаточно.

Том выслушивает его, увлечённо разглядывая разноцветные шнурки на ботинках, пожимает плечами, укутанными в пончо.

– Не знаю. Помнишь, когда мы записывали альбом, ты так укурился, что часами не мог закончить собственные партии?

– И что? – хмурится Ральф, краснея до ушей.

– Он тогда тебе ни слова не сказал.

– Да он и не заметил.

– Все заметили. Знаешь, как он бесился. Наорал на меня, когда я предложил подменить, потому что «это Ральф придумал, он сам сделает, дайте ему время».

– Это был не очень хороший день, – невнятно оправдывается он.

– Это было много не очень хороших дней, – бесстрастно замечает Том. – Но ты справился, и альбом мы записали.

∞ ∞ ∞

Ральфу кажется, что единственный здравомыслящий человек в их группе это собственно сам Трой, и если бы речь шла о ком-то из коллег, он бы всецело его поддержал. Но поскольку речь как раз о его персоне, Ральф не может представить, как подойти к Трою Гордону и сказать прямо в лоб «Извини, дружище, ты не вывозишь». Однако будучи ответственным и упёртым, он всё-таки подходит, когда удаётся урвать момент в сумбурной гонке, потому что, чем ближе они к дому, тем больше их хотят везде. Но Троя, конечно же, хотят немножко больше.

– Мне скоро придётся назначать деловую встречу, чтобы поговорить с тобой, – Ральф опускается за столик с двумя полупустыми кружками, термосом и надкусанным маффином на блюдце, – Привет.

Трой отрывает взгляд от смартфона с яркими кубиками, кивает и утыкается обратно в экран, продолжая собирать пальцем разноцветные звонкие комбо.

– Это не очень весёлый тур, да? – начинает Ральф.

– В каком смысле?

– Помнишь, как мы скупили сырные шарики за полцены в пекарне перед закрытием и играли ими в гольф с крыши отеля?

– Ну кто так делает? – отзывается он рассеянно, не отрываясь от игры.

– Ты и я, получается.

Он бегает стеклянным взглядом по экрану, палец застывает в воздухе.

– Кто победил?

– Я совершенно не помню.

– Немудрено, – вздыхает он и соглашается. – Это очень трезвый тур.