В эту ночь мальчик не мог уснуть. Он смотрел сквозь окно в бездонное небо в надежде увидеть там Отца Небесного, надеялся услышать от него слова утешения. Но за окном была только темнота и, как начищенные оловянные пуговицы на мундире, безразлично блестели в пустом небе звёзды. Тогда Иона дал себе ещё одно обещание. Он пока не решался погрешить против Всевышнего, не мог сформулировать свои претензии к нему, но решил, что никогда больше не будет молиться и просить Бога о помощи.

В минуты, когда подступала тоска, Иона подолгу глядел из окон гимназии на проходящие мимо поезда. Мечтал побывать в Иерусалиме, отправиться в путешествие, увидеть дальние города. В новом Тель-Авиве всё окружающее поддерживало Иону в его безбожии. Жители строящегося Тель-Авива – люди, составившие будущую славу страны, – писатели, художники и поэты – жили богемной жизнью. По вечерам по бульвару Ротшильда гуляли люди среднего достатка, а в песчаных дюнах у моря слышался смех молодых парочек. Много надежд возлагали евреи на новый город, выросший на холме Гиват Тиква – Холм Надежды. И сколько же их разбилось об этот холм!

Иногда по вечерам, когда спадала жара, Иона добирался до Яффо. Он с любопытством разглядывал бесконечные галантерейные лавки арабов, обувные и мануфактурные магазинчики евреев, товары торговцев-христиан. В Яффо была железнодорожная станция. Шумные толпы озабоченных людей спешили в порт. Конные дилижансы подвозили пассажиров к пароходам. Никем не замеченный среди сутолоки и гама мальчик вдыхал в порту особый запах моря, с тоской смотрел на причаливающие корабли. Не признаваясь себе, он ждал, что однажды на берег сойдёт отец и заберёт его домой, к маме. Прошёл год, но ни один пароход не привёз отца…

***

Через судьбу Ионы Расина, прибывшего в Палестину в 1913 году одиннадцатилетним ребёнком, прошла вся история становления государства Израиль. Он был причастен к организации отрядов самообороны, из которых выросла армия страны. Погиб Иона Расин от рук арабов на дороге в Иерусалим за полгода до становления государства, для создания которого он сделал очень много.

Вероника Богданова


«Перезимуем. Переждём…»

Перезимуем. Переждём.
Расправим плечи незаметно.
Весенним выплачем дождём
Любви печали безответной.
Стряхнём снежинок перхоть враз
С концертных фраков цвета мрака,
И чёткость музыкальных фраз
На белый шум пойдёт в атаку.
Да будет слышен каждый звук!
И мы, мелодии внимая,
Решимся на касанье рук —
Предтечу гроз в начале мая…

«Хочется лета. Не где-то вдали, а в душе…»

Хочется лета. Не где-то вдали, а в душе,
Там, где остра по-особому солнца нехватка.
Как эту зиму проклятую выгнать взашей,
Чтоб забрала она холод свой весь, без остатка?
Чтоб согревали под вечер не плед и не чай:
Эти тепла суррогаты, что ждут тебя дома?..
Хочется солнце в улыбке поймать невзначай,
Близость души ощутив, что пока незнакома…

«Мне дождь опять напомнил об Исакии…»

Мне дождь опять напомнил об Исакии,
О лестнице – под купол – по спирали,
И как дождинки блузку мне закапали…
Испачкали! А душу – отстирали…
Я наверху стояла, оглушённая
Симфонией распахнутого мира,
Как будто в гости к Богу приглашённая
В застеленную тучами квартиру.
Потом я вниз спускалась осторожненько:
Боялась расплескать то, чем наполнил
Сосуд души опустошённой Боженька…
Шепну дождю: «Спасибо, что напомнил!»

Чистильщик

Я безжалостно и упорно
Отделяю от плевел зёрна:
Бесконечности урожая
Всем нутром своим возражая,
Продолжаю свой труд сизифов:
Чищу быль от коварных мифов,
Горечь правды – от грязи ложной,
Понимая, что невозможно
С этим справиться в одиночку,
Чтоб однажды поставить точку,