Сразу заснул».

Эти записи Виктор Яковлевич вслух читал Игнату, а про успехи госпожи Бубновой в сочинении бестселлера и слышать не хотел.

Однако Игнат сказал:

– Так, так. Именно так. Конечно, обсуждаю.

– То-то же. И что он говорит?

– Конкретных замечаний пока нет. И вряд ли будут. Он же не твой редактор! Ну, разве ты что-то уж совсем безобразное залепишь, тогда он скажет: «это безобразие». Но пока он говорит: «она очень, очень талантлива».

– То-то же! – повторила Юля. – Понял?

– Понял, – возможно более мягко и улыбчиво ответил Игнат. – Я это давно понял, с первых твоих набросков… Но… Но зачем тебе я в таком случае? Пиши, ты талантлива, а потом посылай в журнал, в издательство, не знаю.

– Ты мне затем, чтобы…

– Чтобы что?

– Господи, какой идиот. Я все жду, когда ты меня начнешь раздевать, наконец! А ты все тянешь кота за хвост. В долгий ящик!

И она засмеялась этой своей довольно-таки банальной шутке.

– Ну, давай помурлыкаем, – сказал Игнат, встал из-за стола, подошел к дивану и схватил ее за шиворот, то есть за шею, за затылок, пытаясь скрыть свое смущение с помощью некоторой брутальности. – Что ж ты не мурлычешь, кошка в долгом ящике? – и приблизил к ней лицо, собираясь поцеловать в губы.

– Не сегодня, – сказала Юля и дунула ему в глаза, потом отстранилась.

– Вот как? – искусственно захохотал он. – Отчего же?

– У меня менструация, – отчетливо сказала она. – Сам виноват. Проволынил три недели. А в первый день я была такая свеженькая и безопасная. Теперь жди.

Игнат отпустил ее, сел в кресло.

– Займемся, – сказала она, расстегнула сумочку, вытащила пачку листов. – Продолжаем с того места, где остановились.

Он сел к компьютеру.

Она стала диктовать:

– Не злись, – сказала Оля, снова становясь за его спиной и положив руки ему на плечи. – Не злись, прости. Понимаешь, ты для меня… Мы ведь с мамой одни жили, и ты – твоих приходов я ждала, как праздника. Я судьбу благодарила, что ты приходишь по вечерам, когда я не в школе. Ты ведь часто приходил к маме, раз в месяц, а то и чаще, диссертация, то да сё. Я так тебя ждала, всегда голову мыла, одевалась покрасивее. Ты для меня был тот самый мужчина в доме. Мужчина в доме, без которого нельзя. Вот сейчас – позови меня с собой, на свои испытания или вообще куда хочешь, обед тебе готовить и белье стирать, я поеду.

– Ну уж ладно.

– Не веришь. Я же люблю тебя, родной мой, и восхищаюсь тобой, и любуюсь, – склонилась к нему. – Ну что ты загрустил?

Алексей встал, подошел к окну, Оля смотрела на него, запахнув на себе генеральский китель.

– Погоди! – сказал он. – Погоди. Оля, выходи за меня замуж.

– Ты десять лет женат, – засмеялась она. – Забыл?

– Перестань! – Он подбежал к ней, схватил за руки. – Ты ничего не знаешь про мою жизнь! Наверное, я слабый человек, я не мог вот просто так взять и уйти, в никуда, в пустоту. Но теперь у меня есть ты!

– Фу, как патетично, как торжественно и чудно! – сказала Юля. – Даже самой стыдно.

– Стирать? – спросил Игнат.

– Нет, пусть остается. Это в характере. Особенно – в характере времени. Тогда так думали и даже говорили вслух.

– Что там у него с Лизой?

– Лиза красивая и волевая. У Лизы всегда насморк. Подробности позже.

– Но теперь у меня есть ты, – шептал Алексей, – я любовался тобой все эти годы, но я и подумать не мог, что ты на меня вообще хоть какое-то внимание… Какая ты красивая, молодая, сильная. Давай, вставай, одевайся. Рванем на аэродром – и в Минск. Там недалеко у нас полигон. Там в гостинице у меня свой номер люкс, всегда меня ждет! С роялем и фикусом, ужасно смешно, как тридцать лет назад, как еще при отце было… Оля! Ты что молчишь?