Играют бадбинтон на заливной поляне.

Мама в сарафане, отец в узких джинсовых клешах. Смеются.

Это было тысячу лет назад. Мама с папой давно не живут вместе, хоть и не разведены.

Папа живет на той же квартире. А мама благоустроила для себя загородный дом.

Олег не часто навещает родителей. Обычно, приглашает их к себе в Москву.

Года два назад он приезжал в Оренбург после почти 7 летнего отсутствия.

Пренеприятнейшие ощущения. Маленький, нечистоплотный город с дорогами как печворк. Те ямы, что не залатали, приходится объезжать. А если не получается, то проваливаешься и слышишь, как царапается днище авто.

Народ курит и пьет прямо на улицах. При этом скверно ругается на полную громкость. Бегают бездомные собаки, всюду ларьки без вывесок, лужи и полиэтиленовые пакеты в них.

Единственный способ избежать брезгливость- в ясную погоду смотреть на небо.

Олег приехал на денек, просто проведать родителей.

Остановился у отца, в квартире, где вырос.

Старое гнёздышко было не узнать.

Обитель, где теснились детские воспоминания буквально протухло. За 15 лет одинокой жизни Владислав Львович, запустил его так, что здесь можно было снимать ужасы про семейку маньяков.

Первое, что, выйдя из лифта, почувствовал Олег – это запах.

Так пахнет, если в доме живут «плюшкины», полусумасшедшие люди, которые никогда ничего не выбрасывают, но зато, наоборот, собирают весь хлам с помоек. Владу вонь психических проблем была знакома, в подъезде недавно купленной им квартиры в Москве на первом этаже селилась подобная чета

– Пахнет…, что и у вас тут бомжи живут?

Влад Львович искренне пожал плечами и попытался вспомнить нет ли в подъезде подозрительных товарищей.

Но когда дверь отворилась стало ясно, что таким товарищем является он сам. Вот чего не мог ожидать Олег – его отец, человек с мощнейшей головой превращается в городского сумасшедшего. Внешне Олег Львович выглядел абсолютно прилично. Не хуже чем остальные работники науки, но не квартира.

Коридор встретил тусклой лампочкой, висящей без абажура. Света от нее едва хватало, чтобы осветить саму себя. Обои, обнажив штукатурку, целыми полосами отошли от стен. На линолеуме миллиметровый слой стоптанной грязи, который и заменял рисунок на покрытии. И так узкий коридор был заставлен тремя видами тумбочек разных цветов, разной высоты и ширины, но одинаково заваленными шарфами, шапками и тоннами бесплатных рекламных газет. Тут же лежали пустые баллоны из-под воды и бесконечное количество пакетов всех мастей: и прозрачные, в которых когда-то носили хлеб, и маечки из продовольственных магазинов, и плотные черные пакеты, в которых Олег носил сменку в школу. Пакетами были затыканы щели между и под тумбочками, висели на вешалках для одежды, лежали на полках для шапок – везде. Это была квартира пакетов. Олег встал на пороге в нерешительности. Он никогда не заходил в подобные жилища. И теперь не знал, как поступить. Брезгливость гнала прочь. Но уважение к отцу заставляло пройти. Он сделал шаг и очутился в внутри смрада. Что дальше? Отец суетливо разулся, старясь обслужить сына.

Что и туфли снимать надо, шутка, наверное, здесь? Я скорее босиком в подъезде пройдусь. Отец подвинул к ногам Влада два порванных тапочка, на одном было черное пятно, может быть, когда-нибудь, лет пять назад на них капнули медом.

Олег задержал дыхание. «Черт побери я ж не педант. Переживу, это ведь мой папа».

Набрался смелости и прошел в холл.

Совсем не плохо. Здесь есть обои. Если чуть пообвыкнуть, то и вовсе ничего. Нормальная квартира. Мебели, конечно, лишка. В холе стояло 4 шифоньера такие же разноцветные и разногабаритные, как и тумбочки в прихожей. Шифоньеры жались, как охранники в ночном клубе, то и дело пытаясь, вытолкнуть тебя из квартиры. Место между ними оставалось ровно для двух тропинок. Одна вела на кухню, вторая – в комнату.