Вопрос: Расскажи о сущности пер[манентной] революции.
Ответ: Детали забыл, но центр ее таков: рабочий класс, взявши власть в свои руки, должен вступить в противоречия с крестьянством, и они эти противоречия могут разрешить только на арене мировой революции. Изжить эти противоречия внутри себя не могут, но опыт продолжительного существования диктатуры пролетариата доказывает несостоятельность этой версии. Мы уже 12 лет разрешаем эти противоречия с крестьянством. Теория Ленина и практика борьбы доказывают, что эти столкновения необязательны. Нужна правильная политика партии, с опорой на середняка и бедняка. <…>
Вопрос: Возможен ли у нас в стране Термидор?
Ответ: При правильной политике партии исключается такая возможность470.
Ответчик явно умел быть ортодоксом. «Где принципиальные разногласия т. Кутузова с партией? – спрашивал Гриневич, все еще мыслящий категориями 1927 года. – Фактов нет. Если имеются, так это только [нрзб.] разговоры. Дайте нам принципиальные разногласия, и мы тогда поверим, что Кутузов в партию пришел несознательно». Платонов, бывший член партбюро, тоже шел на подмогу: «Как создавалось мнение о Кутузове? У нас на химическом факультете выступает Пивнев, который сказал неправильную информацию о правильных поступках. Как у нас подбирались лица, принадлежащие к оппозиции? Т. Спиридонов выступил и говорит, что „вот оппозиционеры, как, Вы согласны? У меня нет фактов“. Такая постановка никуда не годится».
Но одинокие голоса защитников были в меньшинстве. Тройка не сомневалась в обоснованности обвинений: «Несмотря на тщательные стремления скрыть от комиссии свои троцкистские взгляды, – констатировала она, – были выявлены несомненные факты: Кутузов был и остался в СТИ центром притяжения не только всех еще не отказавшихся на деле троцкистов, но и вообще всех нездоровых настроений в студенческом массе. Из всего сказанного с несомненностью выяснено, что Кутузов в партию пришел, идейно не разоружившись, и этим самым обманул партию»471.
Неискренний отход от оппозиции связывался с именем левого оппозиционера, историка Елизара Борисовича Солнцева (1897 г. р.).
Вопрос Кутузову: Солнцевский путь в партии знаешь?
Ответ: Знаю только по статьям Ярославского. Насколько помнится, Солнцев в своем заявлении проводит мысль, что нужно проскочить в партию для того, чтобы сохранить кадры и убеждения, а потом, выждав время, воспользоваться этим.
Вопрос: Считаешь ли ты, что такие группы могут проскочить в партию?
Ответ: Теоретически это дело мыслимо, но здесь нужно смотреть каждого человека по работе и по целому ряду всевозможных признаков.
Вопрос: Возможна ли такая история в вузовских условиях?
Ответ: Но если она вообще возможна, так отсюда [следует], что и у нас может быть472.
Вопросы носили достаточно абстрактный характер, и Кутузов делал вид, что разговор шел не о нем, а о каких-то гипотетических сценариях. Но такая видимость быстро развеялась. Разговор стал предельно конкретным – о его персоне. «Вопрос с Кутузовым очень сложный, – признал Кликунов, который не впервые имел с ним дело. – Кутузов является активным работником и до оппозиции выявил себя с достаточно хорошей стороны», но потом начал «чудить». Другие выступавшие «хвалили тов. Кутузова», «представляли ответчика „гением“». Но такие характеристики не помогали ответить на главный вопрос: «Искренне ли пришел т. Кутузов в партию? Он говорит, что искренно. Но есть данные, которые дают повод сомневаться». Кутузову предложили «идеологически разоружиться. С политической стороны надо его использовать, свои ошибки исправить у него желание есть, но ему нужно указать, что у него антиленинские взгляды есть». Кутузов «недостаточно откровенен, – сказал Чирке, – если он оппозиционер, то он должен поставить вопрос ребром. У него нет прямой постановки вопроса».