Прения по докладу начались с речи Петра Тарасова. В своем выступлении он заявил, что «Ляпин занимался комвраньем», требовал опубликования документов меньшинства, доказывал, что линия ЦК – «линия сталинской фракции», как он ее называл – неправильна. «Партия душит всякие выступления, – возмущался Тарасов. – Процветает режим репрессий». Н. Г. Колмаков был «удивлен докладом», уверял, «что Ляпин напутал»; что «исключение из ЦК Зиновьева и Троцкого сделано в угоду мировой буржуазии». «Знали ли в Томске, что в Ленинграде во время юбилейной сессии ВЦИК 17 октября 1927 г. прошли манифестации в честь сторонников оппозиции?» – спрашивал он. Тогда у Таврического дворца остановились несколько грузовиков, один напротив другого, причем с одной стороны были сторонники ЦК, а с другой – вожди оппозиции. Рабочие, проходившие мимо, устроили бурную овацию только оппозиционерам. Почему-то Ляпин не сказал в докладе ни слова «о ленинградской демонстрации в 250,000, прошедшей перед Зиновьевым». Ссылаясь на Ленина, Иванова отметила, что «выправлять линию партии может каждый член партии», выразила недовольство тем, что предложения оппозиции не обсуждаются, пожаловалась, «что сейчас нельзя свободно передать и обсудить мысль. <…> Наконец она заявила, что оппозиция требует опубликования платформ, проработки их, голосования по платформам и выборов делегатов на XV съезд от оппозиции». Начав выступление фразой «я не оппозиционер», Гриневич тем не менее кипятился: «ведя такую травлю оппозиции, мы не сковываем партию, а раскалываем ее. Когда единство партии необходимо, надо иногда не считаться топорно перед большинством, а выслушивать и оппозиционеров. Тонкие ниточки экономики, ниточки зависимости от начальства <…> сковывают язык и волю некоторых членов партии»392.

«Не затыкайте мне рот!» – просил явно возбужденный Гриневич. («Одним из средств выражения эмоционально-оценивающего отношения говорящего к предмету своей речи является экспрессивная интонация, отчетливо звучащая в устном исполнении, – опять приходит на помощь Бахтин. – Экспрессивная интонация – конститутивный признак высказывания»393.) Читая стенограмму, невольно хочется перейти к истории эмоций – но на самом деле источники не позволяют работать в этой парадигме394. Вряд ли сейчас возможно обоснованно отделить «аффекты» в речи (то есть моменты, связанные с собственно эмоциональным состоянием автора) от элементов риторической стратегии той же Ивановой или Гриневича.

Выступавшие вслед за ними сторонники ЦК тоже выплескивали свои эмоции. Всячески негодуя в отношении только что сказанного, они предлагали «решительные меры к ограждению партии от дезорганизации и могущего быть раскола». Наконец прения были закрыты, и настал час голосования. За резолюцию, предложенную Тарасовым, «голосовало 10 человек всего лишь», радовался окружком. «Это говорит за то, что в массе партийного актива оппозиция хотя и имеет сторонников, но слишком незначительное количество». Оппозиции, правда, удалось найти сторонников в ячейке СТИ и ОкрОНО, но «что же касается основной партийной массы» – там она «успеха не имеет»395.

Иван Абрамович Ивахно, помощник директора агентства Союзхлеб в Томске, дал оценку происходящего от оппозиции: «На собрании актива в Глобусе выступали от оппозиции тов. Тарасов, Кутузов, Иванова и др., а после этого были зачитаны две резолюции: в резолюции секретаря Каменского окружкома ВКП(б) В. Л. Букатого было указано одобрение по поводу исключения из партии лидеров оппозиции, с чем я не был согласен. Я считал, что до съезда этого делать не следовало, и только ввиду этого голосовал за резолюцию Тарасова. На этом же собрании в фойе я впервые встретил Тарасова и Кутузова – последнего я знал и раньше, но не знал, что он оппозиционер». Ивахно желал перемолвиться словечком с Кутузовым еще до голосования на собрании актива в «Глобусе». «Но он [Кутузов] меня назвал цк-истом и отошел»