Несмотря на то что сходство царской жандармерии и большевистской контрольной комиссии никем из ленинградских оппозиционеров открыто не признавалось, сложно было отрицать историческую иронию в жизненных траекториях партийных диссидентов: за подпольные собрания и обсуждение запрещенных документов все они были направлены на ответственную работу в Сибирь, место ссылки политзаключенных в царское время. И хотя в Сибирь они отправились не в кандалах, многими новый статус переживался как унизительный. Ведущие теоретики ленинизма, ветераны революции, члены ленинградской организации, впитавшей традиции Октября, – за свою верность духу партии они были сосланы на окраину России, вынуждены работать в захолустье. Но в то же время выпавшие на их долю испытания можно было понять и как опыт новой революционной закалки, способ отработать новые приемы полемики. Как и ссыльные революционеры начала века, оказавшиеся в Сибири оппозиционеры планировали вернуться триумфаторами. Ленинградцы, попавшие в Новосибирск по воле ЦК, не собирались сдаваться без боя.

С точки зрения аппарата, все они составили костяк Сибирской группы оппозиции, где на роль лидера претендовал Николай Яковлевич Пекарь-Орлов, бывший бундовец, член партии с августа 1916 года264. Пекарь-Орлов был начальником политотдела Двадцатой дивизии, членом Ленинградского губкома, близким другом Зиновьева. После поражения «Новой оппозиции» ЦК послал его в Сибирь на малозначительную должность управляющего Винтрестом. На Знаменской новосибирской райпартконференции в сентябре 1926 года Пекарь-Орлов петушился: «На одной из рабочих конференций возник вопрос при избирании президиума, рабочие не желали выбирать коммунистов. Отсюда я делаю вывод, что коммунисты авторитетом не пользуются. <…> Мы переживаем в настоящее время тяжелый внутрипартийный кризис, никакой внутрипартийной демократии нет. Да, я оппозиционер и горжусь, что я из Ленинградской организации, потому что она идет по ленинскому пути»265.

Особенно громко звучал голос Александра Сергеевича Куклина, приехавшего в Новосибирск годом позже на пост члена правления Сельхозкооперации Сибири. Старейший член партии – с 1903 года! – Куклин работал фрезеровщиком механического завода «Старый Лессиер», инструментальщиком завода «Старый Арсенал». Параллельно он был членом Выборгского райкома и Русского бюро РСДРП, человеком с огромным партийным авторитетом. После революции Куклин – заместитель председателя Петросовета, военком 25‑й стрелковой дивизии. Последние его должности, уже как зиновьевца-оппозиционера, – председатель Ленинградской губернской контрольной комиссии и заведующий организационным отделом Ленинградского губкома РКП(б). «Партия, в каких бы то ни было условиях, всегда обсуждала вопросы снизу вверх, – увещевал Куклин новосибирцев в 1927 году. – Мы, старики, к этому привыкли, и лишь за время гражданской войны эта обстановка изменилась, а с окончанием гражданской войны, с момента развертывания строительства страны эти рамки должны быть расширены. На XIV съезде это требование настойчиво было заявлено. Теперь вот этой демократии нет, а о ней говорят на бумаге. Мы знаем из опыта Ленинграда, когда товарищи об этом заявили, то их ссылают и по сие время, вот я вам пример – из Ленинграда выслан в Сибирь. Ленинградская организация передовая, а ныне получилось, что главенствующие посты занимаются партийцами-назначенцами, транспортированными в Ленинград»266.

Григорий Яковлевич Беленький между тем колесил по маршруту Москва–Новосибирск–Иркутск, развозил информацию и нелегальную литературу