Расстановка выглядела так: на ковре были рисунки, и я ставил тряпочный мяч, начиная с наиболее легкой позиции, той, откуда ворота – то есть сиденье – было лучше всего видно. Поскольку между ковром и сиденьем был еще второй диван, я как бы забивал гол через стенку. Думаю, что это была моя первая тренировка в штрафных ударах, причем из сложного положения: поскольку с правой стороны зала не было пространства, чтобы поставить сиденье, мне всегда приходилось бить с другой стороны – то есть левой ногой или внешней стороной правой стопы. Я никогда не был левшой, и эти упражнения мне очень помогли. Когда мне удавалось забить гол, я передвигал мяч на другой рисунок на ковре – чуть подальше от центра. То есть я переходил от легкого к сложному, это была моя игра и мой вызов.

Вот в этом и есть талант – каждый раз искать более сложное волшебство, и требуется уверенность, даже – вера. Такое бывает, когда, например, выезжаешь на машине и твердо веришь, что найдешь парковку в центре. Так веришь, что в итоге ее находишь. Поскольку у моего отца был только один полноценный момент отдыха в течение дня – после ужина, – ребенок, который бегал туда-сюда по залу, пиная мяч в сиденье и комментируя все свои действия, мог ему немножко мешать. В итоге я расчистил место в гараже, где я мог играть тряпочным или теннисным мячом – более жестким, который лучше чувствуется ногой. Дома теннисный мяч был запрещен, потому что я мог что-нибудь разбить, а о большом мяче даже и речи не было. Теннисный мяч в гараже стал отличным компромиссом: если научиться двигаться в узком пространстве, попадать в маленькие цели, то впоследствии на широком пространстве с большим мячом это получится еще лучше. Так оно и получилось.

В детстве я испытывал маниакальное желание играть с круглыми объектами. Мне нравился и баскетбол, и мой папа сделал для меня корзину, обрезав коробку из-под порошка «Диксан». Когда «Фиат» был припаркован снаружи, у меня было не только маленькое футбольное поле, но и своя небольшая площадка для игры в баскетбол. Я играл и в баскетбол, а позже тренировался забивать мяч в корзину головой.

Теперь я часто спрашиваю себя: был ли это талант Дель Пьеро или просто игра малыша по имени Алессандро? Ответа нет, но, оглядываясь назад, я понимаю, что моя история не могла пойти иначе. Все кажется мне записанным в нашей судьбе. Но насколько я этого хотел? Насколько я в это верил? Скольким вещам я позволял увлечь себя, как тем голам под сиденье?

Я знал тысячи игроков, но мало кому удалось стать великим. Почему? Я, возможно, не самый быстрый, не самый техничный, даже не самый умный и не самый атлетичный. Но каждый из этих даров у меня есть – пусть я и не могу сказать, насколько они у меня представлены и какой из них на каком месте по значимости. Сумма моих качеств делает меня тем, кто я есть, и именно это, на свой лад, можно назвать талантом.

Говорят, что истинный чемпион – это гениальность и пренебрежение правилами. Я считаю себя уважающим правила как спортсмен – спорт я считаю своей профессией и не могу отрицать, что несколько гениальных мячей я забил. Так что немного гениальности мне тоже присуще.

Но таланта, конечно, недостаточно – это точно. Когда я играл в молодежке «Падовы», все с обожанием говорили об одном мальчике, который прибыл из лагуны, с одного из венецианских островов. В него все были влюблены. Никто не сомневался, что он – потенциальный чемпион. Но этот мальчик страдал от тоски по дому. Он тренировался в лучшем случае два дня, а на третий оставался дома. Да и как отказать себе в удовольствии полюбоваться таким пейзажем? Игрок – это результат очень сложного равновесия. Я уехал из дома в тринадцать лет, чтобы играть в «Падове», и никогда не позволял тоске одержать верх надо мной. Мысленно я уже путешествовал. И если бы я не стал хорошим футболистом, я бы, наверное, действительно стал водителем грузовика: я мечтал разъезжать, смотреть, любопытствовать. Можно сказать, что талант взаимодействует с характером – и с его очевидными слабостями.