Чуть позже Юлиус задумчиво признался, что не хочет начинать с улиц. Ему есть, что сказать, но он считает, не в вульгарной уличной толпе ему следует изначально искать единомыслия.

– Ты понимаешь, что только что ты оскорбил всех этих людей, собравшихся вместе во имя справедливости и правды? – спросил его Жан-Поль.

– Нет, – возразил Юлиус, – я не оскорблял их. Они действительно собрались сейчас на баррикадах под общими лозунгами, и они верят, что они действительно разделяют одни и те же идеи. Но, кроме того, что толпа усредняет любую мысль, толпа объединяет только до тех пор, пока ты в ней. Как только им кинут их кость, или как только им просто надоест, они разойдутся по домам и большинство из них забудет обо всей своей «идейности». На баррикадах останутся только идиоты-фанатики, деликвенты и психопаты, а с ними в лучшее будущее не пойдешь… Поэтому прежде, чем обращаться к массам, надо собрать вокруг нас людей, искренне преданных идее – но не фанатиков (они потом сами прилипнут), а людей понимающих.

Я подался вперед.

– Университет, – сказал я.

Жан-Поль вскинул бровь. Мне померещилось, что глаза Юлиуса блеснули, как если бы я подкинул ему ответ на терзавший его вопрос.

– Наши студенты. Наши молодые коллеги, – проговорил он, кивая.

– И наш Учитель, – подхватил Жан-Поль.

При упоминании Учителя Дубравка встрепенулась: она собиралась писать у него диссертацию. Мы проговорили еще с полчаса под сенью вековых буков и направились в сторону Конкордии.

Когда мы прощаемся, я отвожу Юлиуса в сторону и спрашиваю:

– А если ты вдруг однажды станешь для них всем, и они будут идти за тобой, на что тогда ты готов будешь пойти ради их блага?

Юлиус несколько секунд не произносит ни слова. Я вижу, как в нем зреет, копится, собирается в туго скрученную спираль какая-то нечеловеческая решимость.

– На очень многое, – говорит он. – Думаю, что даже на большее, чем мы с тобой сейчас можем представить.

Нужно сократить фрагмент из воспоминаний Мишимо, убрав несущественные детали (подумать, какие).

Добавить про университетскую жизнь, а также про поездку во Францию и участие в парижских событиях. Наверное, стоит обратить внимание на детство и юность Хованского и Ковакса.

В сентябре 1968 г. при поддержке Рудольфа Баумгартена было создано общественное движение «Правда» (что детально описано в книге Й. Гребенца «"Правда": первые дни»). Официальным лидером движения стал сам Баумгартен, но, как мы знаем, Юлиус, да прибудет с нами сила его правоты, и его ближайшие соратники с самого начала принимали самое энергичное участие в жизни «Правды». Благодаря активной пропагандистской деятельности движения к рабочим-сталилитейщикам на баррикадах присоединилась молодежь (в первую очередь из университетской среды), а также многие представители прогрессивной интеллигенции и национальных меньшинств, чьи интересы были ущемлены фактической политикой президента Боговича, проводившейся вразрез с декларируемыми в Конституции принципами равноправия всех национальных и этнических общностей в многонациональном государстве Красногория. Обращения к недовольным шахтерам, крестьянам и мелким фермерам привлекли в столицу многочисленных представителей этих слоев населения. Еще одним достижением «Правды» стало превращение протеста из локальных уличных пикетов и баррикад, сопровождавшихся порой погромами и насилием (что не могло не вызывать настороженное и недоверчивое отношение к протестующим со стороны простого городского населения), в широкую по области применения повседневную модель, которую каждый, кто чувствовал недовольство существующим порядком вещей, мог практиковать в самых различных формах по дороге на работу и обратно домой, в заводском цеху, в редакции газеты, в продовольственном магазине, в институтской лаборатории, в шахте, на поле, в военной казарме, на заседании Национального собрания.