– Вам сейчас надо больше витаминов. Восстановление много времени займёт. Успеете вернуться в этом году? – спросил Артём, но мы трое удостоили его гневным взглядом, а Макс даже ткнул его кулаком в плечо.

– Ладно тебе, Максим. Темыч, ты сам как? Смотрю, свеженький и только слегка поцарапанный, – спросил Нестеров.

– Выписали через несколько дней. Вроде никаких осложнений нет, но заставляют обследование пройти. А ещё на досках обязали спать. Чё за бред? – выругался Тёма чуть громче, чем это было нужно.

– Гудок прикрой, Тёмыч, – шикнул на него Макс. – Верещишь так, что Ирину Сергеевну разбудишь.

– Да ладно вам. Не собачьтесь, – успокоил Нестеров. – Компрессионный перелом у меня первой степени. Сейчас не помню, каких именно позвонков, но ходить буду. Криво, конечно, но на своих двоих, а не на четырёх.

– Значит, как заживет, вернетесь к нам? В следующем году мы МиГ-21… – снова вставил свой вопрос Артём.

Что за бездумное создание, наш товарищ? Головой, что ли, шандарахнулся на приземлении? Нашёл, что спрашивать у Николаевича. Я даже не представляю, каково ему сейчас. Хорошо, если совсем не спишут по здоровью. Как ему без неба?

– Тёмыч, тебе не надо в туалет? Ты ж сильно хотел всю дорогу до палаты? – намекнул я ему, что стоит либо заткнуться, либо выйти за дверь, раз не может язык за зубами держать.

Николаевич начал смеяться и тут же скривился от боли. Резко ему двигаться нельзя.

– Пусть. Я уже в первые дни отпсиховался. Вон, дырки видите на дверях? – кивнул он в сторону встроенного в стену шкафа, двери которого выкрашены в цвета стен палаты. – Тренировался в метании гранаты, только вместо неё стаканы использовал.

На дверцах и, правда, были небольшие вмятины от посторонних предметов. Представляю, как переживала Ирина, когда видела эти эмоции.

– Что пошло не так, Пётр Николаевич? Почему не сразу прыгнули? – спросил я.

Из рассказа Николаевича стало понятно, что он уводил самолёт от деревень и должен был прыгнуть сразу за Артёмом. Однако в месте падения он в тот момент разглядел небольшой хутор.

– От больших деревень ушли сразу. Потом, пока фонарь скидывал, увидел эти три дома. Дал ещё ручку вправо, привёл в действие катапульту, но задел не до конца открывшийся фонарь. Удар был сильный. Думал, спина у меня разлетится. От кресла, когда отделился, до земли лететь было совсем немного. Плохо помню, как приземлился и на что.

Мы разговаривали ещё долго. От души посмеялись над вечером у Светы и Наташи, когда Тёмыч делал предложение своей девушке. Николаевич рассказал, как он вступал на путь создания семьи. И, как всегда, разговоры про авиацию. А потом проснулась Ирина.

– Как вы прошли? – удивилась она, разнося всем чай, который она вскипятила в небольшом самоваре.

– Просто вежливо попросили, – сказал я. – Ну, и тортом «Ленинградским» придавили.

– Тут вы угадали. Наша Галя очень любит этот продукт кондитеров, – сказала Ирина.

– Она, похоже, не только тортики любит, – посмеялся Тёма, намекая на крупное телосложение постовой медсестры.

– А вам только стройненьких подавай! – воскликнула девушка. – Это хорошо, что вы Валентиныча не привели ещё.

Я чуть не обжёгся от неожиданности. Мне уже не хотелось слышать, почему ставка на обаяние Новикова была ошибочной.

– А что не так с Валентинычем? – спросил Костя, чуть не выронив кружку из рук.

– У них с Галей странные отношения. Он иногда приходит, чай они пьют, могут и вина. А потом вдруг вспоминается, что Новиков женат и супруга у него тоже работает в больнице. А вы чего замолчали?

– Да всё хорошо, Ирина Сергеевна, – сказал я, переглядываясь с парнями. – А почему нам не говорили о состоянии Николаевича?