Он хватает Августа за шкирку и ведёт к дивану. Больно надавив на шею, отчим начинает лупить мальчика ремнём. И с каждым словом удары становятся больнее.

– Мы взяли тебя в свой дом! Кормим! Моем за тобой и стираем! И ты ещё собрался мне указывать?!.. – он бьёт, не останавливаясь, не обращая внимания на плач и непроизвольные крики. – Ты ещё жизни не видел, болван!.. Ты будешь делать всё, что я тебе скажу! А иначе отправишься в приют к остальным сиротам!..

Он ещё долго вымещает злость. И особенно больно бьёт, когда своими оскорблениями заставляет Августа вспоминать, что у него больше нет родителей.

– Беспризорник!.. – выкрикивает мужчина, задыхаясь и с трудом удерживая во влажных ладонях ремень. – Неуч!.. Выродок!.. Ублюдок!..

Наконец, запыхавшись, он сваливается на диван и хрипит от нехватки кислорода. Даже тихий плач Августа не слышно за тяжелыми вздохами. Отчим глотает воздух, схватившись за левый бок, и не может говорить.

Остаётся только отползти в сторону. Потом, с трудом найдя силы, мальчик добирается до комнаты, забивается в угол и ещё очень долго не может пошевелиться от боли.

На следующий день едва получается идти. Утром его не обнаруживают в комнате, потому что к этому времени хватает ума и смелости сбежать. Ясно, что это рискованно, но что ещё остаётся? Только надеяться, что в этот раз добрая соцработница сумеет помочь.

Неужели бывают такие ужасные люди? Они с самого начала знали, что будут обращаться с пасынком, не как с родным, а как с бездомной собакой. Поэтому и забрали бумажку с номером телефона. Знали, что рано или поздно Август осмелится ей позвонить и всё расскажет. Значит, сами понимали, что жизнь с ними хуже, чем в приюте.

Долго рассуждать об этом не приходится. К счастью, город не такой большой. Пусть он совершенно незнакомый, но что найти дорогу всё-таки получается. А затем, когда остаётся всего несколько шагов до кабинета, кто-то хватает за плечи.

– Вот ты где! А кто это у нас? Кто это тут у нас шастает? – трясёт августа за плечи та неприятная чавкающая пожирательница пряников.

– Мне не три года, мне одиннадцать, – обижается мальчик на её сюсюканье.

Женщина тут же меняется в лице.

– Тогда и веди себя, как взрослый, – фыркает она.

После чего она тянет Августа к выходу. Он не может понять, что происходит, оглядывается на кабинет, который всё дальше, и пугается. Ведь за той дверью последняя надежда на спасение, а теперь кажется, что она навсегда исчезает.

Хуже становится с каждым мгновением. Сначала эта странная дама выводит из здания, потом тащит за угол, а там раздаётся пугающий голос мачехи.

– Вот он где, наш малыш! – сообщает она наигранно.

Изображая беспокойство, она ленится даже просто обнять мальчика, за которого якобы так сильно волновалась. Вместо этого женщина достаёт платок и начинает вытирать слёзы, чтобы было видно, как сильно она страдала и как продолжает страдать.

Только вот Августа она обмануть не может. Он понимает, что сейчас вновь окажется в лапах этих чудовищ. Отчим даже сейчас едва сдерживается. Он вроде улыбается, но криво, явно подавляя в себе желание схватить пасынка и выпороть снова.

– Нет! – хватается мальчик за платье соцработницы. – Не отдавайте меня! Они не добрые, они притворяются! Они меня бьют!

Та останавливается и вздыхает, свесив челюсть. Потом брезгливо убирает руку мальчика со своего платья и нависает.

– Слушай, умник, ты, наверное, думаешь, что в мире целая куча добреньких родственничков или простофиль, которые с радостью возьмут тебя к себе домой. Да? – говорит она совершенно безразличным голосом, даже не обращая внимания на то, как во взгляде Августа в этот момент мир, разрушенный до осколков, стирается в порошок. – Так вот я, в отличие от тебя, пожила в приюте и знаю, что это за место. Так что лучше замолчи и в следующий раз слушайся взрослых.