А еще отец Джонсон, по всей видимости, решил опекать одиноко путешествующую даму и вежливо скрашивал ее часы, просиживая в кресле рядом и ведя длинные беседы. Как Роуз и предполагала, он оказался третьим сыном в знатной, но небогатой семье: первенец наследовал владения, второй сын давно пропадал в Вест-Индии, став блестящим офицером, а молодой Иеремия, с которым все с самого начала было ясно, избрал путь миссионера. Иногда люди в таких случаях противятся судьбе, чувствуя, что предназначены вовсе не для священного служения, но Иеремии, похоже, повезло: в Бога он верил искренне и как-то открыто, заражая этой верой всех, кто оказывался рядом.

– Миссионерство вам подходит, – заметила Роуз на второй день пути.

– Я всегда это чувствовал. Всегда ощущал присутствие Бога. Разве мог я стать кем-то иным?

– Некоторые отворачиваются от того, что дают им небеса, ради других благ.

– Как можно от этого отречься? – искренне удивился отец Джонсон. – Служение Богу – мой долг и моя стезя, я буду идти по ней, пока не умру.

– Надеюсь, это случится еще не скоро, – улыбнулась Роуз, и молодой человек покраснел, как почти всегда при виде ее улыбки.

Невозможно было не замечать, что он неровно дышит к своей спутнице. Это оказалась легкая мгновенная влюбленность, которой отец Джонсон не мог противиться. Да и не хотел, судя по всему. Он не делал никаких намеков и ни к чему Роуз не принуждал, а также не стремился с нею сблизиться – уж уловки великосветских ловеласов Роуз знала доподлинно! Только говорил, смотрел на нее иногда печально, а по большей части – восхищенно и пропускал через себя эту вспыхнувшую любовь, словно она несла ему не испытания, а лишь радость и свет. Роуз понимала, что, когда их пути разойдутся, отец Джонсон некоторое время будет ее помнить, и лишь надеялась, что забудет потом.

Она ничего не могла ему дать, кроме дружбы.

«Одна из самых удивительных вещей, что поджидают вас в путешествиях, – это встречи. Никогда нельзя угадать, с кем вы познакомитесь, едва подниметесь на борт корабля или сойдете с трапа, или же за завтраком среди пустыни, или в деревне высоко в горах. Повсюду ждут вас встречи, о которых вы будете вспоминать потом долго, некоторые продолжите, другие просто сохраните в памяти, но все они оставят в вас след. Отправляясь вдаль, и не мечтайте пребывать в одиночестве. Мир людей не менее разнообразен, чем мир вещей и явлений, и, отказываясь от встреч, вы ничего не приобретете, только лишь утратите. Дайте этому миру к себе прикоснуться».

Роуз проснулась оттого, что корпус парохода, казалось, содрогнулся, и, прежде чем она успела вообразить себе морские катастрофы и чудовищ, поняла, что «Святая Анна» попросту ошвартовалась в порту Лиссабона. Стояло раннее утро, солнечные лучи лились в приоткрытое окно, и Роуз, приподнявшись на локте, отметила, как изменился солнечный свет. Он был теперь не пепельно-серого оттенка, как в Англии, и не с примесью озорной синевы, как у берегов Франции, а с нежно-кремовым отливом речного песка. Или ей так казалось?.. Из окна долетал плеск волн о борта и крики береговых чаек, громкие голоса матросов и бодрый бас капитана Лероя. В Лиссабоне «Святая Анна» должна простоять до вечернего отлива, взять на борт товары и новых пассажиров. Еще вчера Роуз приняла приглашение отца Джонсона прогуляться по берегу, пока пароход будет в порту, так что пора вставать, завтракать и исполнять обещание.

Она вышла на палубу где-то в половине девятого утра. Солнце стояло уже высоко, пассажиры как один были на ногах, а трап, перекинутый на причал, так и манил к прогулке. «Святая Анна» без проблем ошвартовалась в порту, находившемся в устье реки Тежу. Тут крепко пахло речным илом, камнями и застоявшейся водой.