И тут же начался очередной ад. Передовые части махновцев хлынули в их окопы. Началась рукопашная – настоящая резня. По всему фронту со стороны красных заработала артиллерия, заглушая отборную матерную брань дерущихся на смерть родных и вскормленных одной землей братьев. Многострадальная крымская земля в очередной раз впитывала кровь, но только своих сыновей. Здесь не было бусурман, здесь гибли сыны земли Русской. Третья волна атаки красных усилилась. Под град пушечных снарядов они буквально вспахивали окопы полка Сычева, который раненый в плечо и залитый чужой кровью с головы до ног продолжал стрелять в штурмующих уже из маузера, отбитого у краснопузого в бою. Отец Владимир отважно продолжал причащать свинцом своих нерадивых прихожан, и от этого Евгению на душе было легко и радостно. Поэтому, когда за его спиной раздался взрыв, он падал на левый бок, присыпаемый землей, с улыбкой на лице .

Евгений пришел в себя не от сильного визга или шума – напротив на уши сильно давила тишина, и сильно болела голова. Он с трудом открыл глаза. Он лежал на спине на дне окопа.Увидел рядом стоявших ротмистра Рубинина и отца Владимира. Они о чем-то говорили друг с другом, но он не слышал их. Неожиданно окоп и все, кто был рядом, завертелись в страшном вихре и черная плита навалилась на глаза. Ему казалось, что он летит в темную пропасть и вот – вот разобьется об дно этой пропасти. Но он этого не ощутил, потеряв полное осознание происходящего с ним. Ни Евгений и конечно, все обороняющие Перекоп, еще не знали, что махновцы и части Красной Армии ночью перешли обмелевший Сиваш и ударили по Литовскому полуострову. И овладели им, выбив оттуда кубанскую бригаду. Белые попытались контратаковать, но в лоб им ударила 152 бригада красных под командованием Блюхера. Красные потеряли убитыми более десяти тысяч, изрядно потрепав части белых. Наступал критический момент перелома на турецком валу, и этого долго не пришлось ждать. Врангель, узнав о потере Литовского полуострова, приказал отойти с турецкого вала на Юшинские позиции. Перелом в битве произошел у Карповой балки. Каретников и Марченко выступили со своими махновцами против кавалерийского корпуса под командованием генерала Бабровича, который отдал, по мнению историков, необдуманный приказ атаковать махновцев. Казаки пошли в атаку всей мощью, не подозревая, что махновцы приготовили им ловушку. Они не предполагали, что за кавалерией Каретникова и Марченко разместились 250 пулеметных тачанок под командованием Кожина. Конница махновцев разомкнулась, уходя в стороны с линии огня, подставляя казаков под пулеметы. Некоторые были расстреляны в упор- чудом уцелели не больше десятка. Дорога на Крым была открыта. Вся мощь махновцев – 2400 сабель, 1900 штыков, 32 орудия, 450 пулеметов хлынула в Крым. За ними следом шли седьмая и шестнадцатая кавалерийские дивизии красных.

Как только на рассвете отряд полковника Устюгова прибыл в Симферополь, не слезая с коня, он тут же достал запечатанный пакет от генерала Деникина. Ведь приказ был именно по прибытию в Симферополь открыть пакет. Устюгов впился в содержание строк, которые были написаны рукой самого Деникина:

«Дорогой мой боевой друг, Иван Алексеевич! Если Вы читаете, значит Вы со своими людьми в Симферополе. Иначе, зная вашу порядочность, по другому быть и не должно. Так вот, мой друг, если Вы читаете эти строки, значит все знаете – я, да, да, потерпел поражение и не вижу больше смысла в этой войне. Между командованием и генералитетом нет общего, а без этого нам большевиков не победить, Вы и сами это знаете, дорогой мой. Не хочу казаться Вам сентиментальным, поэтому отхожу от этих оправданий и размышлений в адрес нашего движения. Скорей всего, мой друг, командование перейдет барону Врангелю. Они так все уже давно решили без меня. Поэтому прошу Вас, именно прошу, а не приказываю сохранить казну добровольческой армии. На улице Кипарисовая в Симферополе находится особняк фабриканта Собянина. Там вас будет ожидать вышеупомянутый груз и пакет с моими просьбами куда и когда постараться Вам доставить этот груз. Верю в Вас, мой друг.