Рогожин больше был не в силах слушать эту правду боевого генерала.
–Что мне передать барону Врангелю?
Слыщев ответил вопросом:
А где Деникин? Вы что его списали со счетов вместе с его армией? Где он?
Рогожин заметил, что лицо генерала стало бледным, мужественным, решительным.
–Командующий добровольческой армией оказался прижатым к Новороссийску.
–Я это и без Вас знаю, голубчик.
–Увы, господин генерал, полное фиаско, в Новороссийске полная эвакуация. Деникин и его армия должны прибыть в Крым.
Слыщев досадно покачал головой в разные стороны.
Рогожин поднялся со своего места.
–Что прикажете доложить, Ваше Высокоблагородие, барону Врангелю?
Дверь резко отворилась. Вошел адъютант генерала, доложил:
–Телеграмма, господин генерал!
Слыщев небрежно бросил:
–Читайте, штабс капитан.
–Договоренность с союзниками не достигнута, часть их флота формально остается на рейде. Барон Врангель.
Глаза Рогожина расширились – он был заметно потрясен услышанным. Слыщев заметил его испуг:
–Что такое, милейший?
–Это предательство!
Слыщев рассмеялся:
–Это закономерность, дорогой Вы мой! Теперь вам придется замарать руки в крови. Потом и поговорим об убиенных вами, при случае, если таковой представится. Если Вас не убьют к этому времени. Барону передайте мое почтение и уважение. Я с ним. Не хочу бросать своих боевых товарищей и свою любимую подругу – смерть.
Генерал бросил уже трезвый взгляд на адъютанта:
–Что-то еще, Алеша?
–Вас просит аудиенции полковник Устюгов.
Генерал как ошпаренный поднялся из-за стола, надел мундир, застегнулся на все пуговицы.
–Как же! Помню этого бравого рубаку! Проси!
Повернулся к полковнику Рогожину:
– Что – то еще, полковник?
Рогожин вытянулся по струнке:
– Никак нет! Честь имею!
Как только колонна беженцев под охраной полковника Устюгова стала входить в Джанкой, Магомед обратился к Устюгову:
–Иван Алексеевич, дорогой!
Полковник удивился:
–Что случилось, Магомед?
– Разрешите на час оставить расположение отряда с бойцом Болобановой?
–Причина, князь? Или это сугубо личное?
Этот вопрос обескуражил горца – он даже изменился в лице.
– Как Вы могли подумать, Иван Алексеевич, я хочу поучить стрельбе бойца Болобанову.
–Хорошо, ровно час.
–Хорошо, ровно час. Найдешь нас при штабе. Пополним припасы – и тоже на марш.
Магомед усмехнулся.
–Есть!
Повернулся к Елизавете, ехавшей верхом на гнедом жеребце, скомандовал:
–За мной! Рысью!
Они оба взяли вправо, в сторону большого разрушенного дома в степи. Доехав спешились. Елизавета спросила по – военному:
– Что будем делать, Ваше Благородие?
Магомед смутился, но виду не подал – ответил резко и серьезно:
– Вы просили меня научить стрелять.
Елизавета усмехнулась:
–Из пистолета стрелять меня учили, и я выбиваю четыре из пяти. Я просила Вас, чтоб Вы меня научили стрелять как вы – сразу из двух пистолетов.
Магомед вытащил два нагана.
Что ж, боец Болобанова, тем лучше, что Вы умеете стрелять!
Он отдал ей оружие, подошел к стене, поднял с земли обуглившуюся головешку и нарисовал на стене четыре небольших мишени. Затем вернулся к Елизавете.
–Готова, боец Болобанова?
Она неожиданно спросила:
–А можно, когда мы наедине, чтобы Вы меня называли как-то коротко? Ну, например, боец Лиза. Так ведь удобно, правда?
Магомед подумал: «Лиза – как интересно звучит». Даже улыбнулся, оголив белые ровные зубы.
–Хорошо, мне нравится. Лиза, готовьтесь.
После часа тренировочной стрельбы Лиза с трудом залезла на своего коня. Организм был полностью обессилен. Гимнастерку можно было выжимать – она была насквозь мокрая от пота. В город они въехали молча. Неожиданно Магомед резко осадил коня. Лиза медленно подняла голову. Магомед рысью повел своего коня в тупиковую улочку слева. И только сейчас она заметила в глубине улочки, в тупике, у стены кучку мирных людей. Среди них были женщины, мужчины и совсем дети. Их взяли под прицел десять солдат. Нужно было быть совсем далеким от ужасов войны, чтобы не понять, что означала эта сцена. Магомед громко приказным тоном выкрикнул: