– Я виноват в смерти ребенка, в том, что Марго не сможет больше рожать, и даже в том, что она теперь не может иметь близости с мужчиной. Маргарита – экзальтированная женщина, с фантазиями, – Эдуард покрутил пальцами над головой и болезненно поморщился, – склонна все преувеличивать. Она производит впечатление человека спокойного, но в душе у нее либо рай, либо ад, середины не бывает. Теперь еще трагедия с ребенком. Боюсь, как бы она не сделала с собой… что-то нехорошее. Понимаешь, Вероника, я кругом виноват перед ней. Я хочу и готов уйти, но я в капкане.

Он обернулся и развел руками. В этом жесте и его глазах было отчаяние и бессилие, которых она никогда не видела в нем, сильном и уверенном в себе человеке. Не столько умом, сколько сердцем она поняла его боль, хотя названная причина показалась ей неприятно банальной, казалось, он чего-то не договаривает. Ну, виноват, и что? Раз уж так случилось, почему нельзя развестись? Наоборот, расставание облегчит участь обоих, со временем жена забудет и его, и обиду, а постоянное лицезрение друг друга только растравляет душу…

Внезапно он подошел к ней и схватил ее за плечи.

– Только не уходи от меня.

– А если у нас будет ребенок, – задала Вероника главный вопрос.

– Будет? – удивился и насторожился он. – Как стихийное бедствие?

– Нет, видишь ли, я не предохранялась… как и ты… я думала, нам это не нужно. Я неправильно поступила?

Вид у нее сделался растерянным и беспомощным. Она почувствовала, как напряглись его руки.

Он улыбнулся спокойно, ласково и отпустил ее плечи.

– Правильно, если ты сама этого хочешь, если ты решилась.

– Но что будет тогда? Я хочу знать.

Дворжецкий глубоко вздохнул и погладил свою девочку по щеке.

– Кто же знает, что будет? Я суеверен и не хочу говорить об этом.

– Но ты не будешь против? Потому что если ты возражаешь… – досадливо заторопилась Вероника, но он остановил ее.

– Я? Против? – и, смеясь, обнял, прижимая к себе. – Дурочка, вот ты чего боишься. Я тебя по-другому понял, – затем пристально посмотрел ей в глаза лукавым принизывающим взглядом. – Но ты говорила, что не всякий годится в отцы твоим детям. Я бы не хотел, чтоб ты ошиблась, Вероника. Ты меня мало знаешь.

– Мне хорошо с тобой, – аргумент был прост и весом.

– Это сейчас, – парировал он. – Быть любовниками и жить вместе, имея детей, не одно и то же. Такие решения не принимаются под влиянием страстей.

Вероника прикусила губу, уж очень сложно он изъяснялся там, где ей нужен был краткий ответ, но давить на него становилось опасно. Она чувствовала, что приближается к черте, но сделала еще одну попытку.

– Скажи только да или нет. Ты хочешь, чтоб я родила тебе ребенка?

Было видно, как трудно давался ему этот прямой разговор, как не хотел он отвечать на этот вопрос.

– Вероника, это значило бы спровоцировать тебя. Я не хочу второй раз наступать на одни и те же грабли, – он отвернулся и замолчал, надеясь, что допрос окончен.

– Грабли? – не поняла Вероника.

Эдуард, не поворачиваясь к ней, энергично провел по лицу ладонями, снимая напряжение, и ровным голосом, в котором, однако, уже присутствовали нотки раздражения, добавил:

– Я делаю то, что хочу, и даю тебе то, что могу, а уж что из этого тебе нужно, а что нет, ты должна выбрать сама.

– Ты не свободен, – напомнила Вероника.

– Потому и не принуждаю тебя.

– Но я не знаю, как мне быть…

– Не знаешь? То, как я любил тебя только что, как ты откликалась – это все пустое? Какие тебе нужны гарантии? Что я не подлец?

– Нет, – испугалась Вероника такого поворота.

– Что не кретин и знаю о последствиях?

– Ну, ведь я не о том, – забеспокоилась она.