Люк погреба оказался распахнут, что меня сразу же насторожило. Внизу властвовала кромешная темнота. Я прислушался – ни шороха, ни звука. Пугало, забравшееся в дом вместе со мной и проверявшее глиняные крынки, покосилось на меня, подошло к краю, спрыгнуло вниз, пошуровало там, что-то с грохотом уронив, и, разочарованное, выбралось наверх. Никого. Тем лучше. Я опустил крышку и задвинул щеколду, а затем, немного подумав, притащил из сеней лавку, одним концом уперев ее в пол, а другим – в низкий потолок, на тот случай, если кто-нибудь все-таки полезет, и щеколда не поможет.

– Сделано, – сказал Рансэ, втаскивая обнаруженную в сарае вязанку хвороста.

Пока он неспешно разводил огонь, я расстелил свой шерстяной плащ на полу и начал раскладывать имевшуюся у нас еду. Пугало забралось на чердак и теперь шуршало у нас над головой, пугая мышей и мелочь из иного народа.

В сумерках объявился Проповедник, заглянул в комнату через окно и недовольно провозгласил:

– Людвиг, я едва не угодил в вашу фигуру. Мог бы и предупредить!

– Она для тебя неопасна. – Рансэ подбросил хвороста в очаг. – Иначе ты бы уже не мог выражать свое неудовольствие.

– И не сказал вам, что видел темную душу.

– Далеко? – поинтересовался я.

– Не близко. Выползла на дорогу, после того как вы там проехали.

– За нами не идет?

– Нет.

– Ну и бес тогда с ней, – не поднимая головы, произнес Рансэ. – Не возвращаться же ради нее. Людей поблизости все равно нет, так что ей поживиться будет нечем.

Мы поужинали, и лицо у Рансэ было усталым и мрачным, никакого намека на прежнюю живость. Проповедник сидел возле очага, едва не сунув голову в пламя, наблюдал за пляшущими огоньками и на память читал Евангелие от Иоанна, но так тихо, что я едва мог различить отдельные слова.

Далеко-далеко в ночи завыли волки. Я вышел на улицу, проверил, в порядке ли наши лошади, постарался их успокоить. Сюда зверье не полезет – скоро лето, еды вокруг полно, но на всякий случай мы все-таки заперли хлипкие ворота, подперев их бревном.

Двор был темен и пуст, во всяком случае, так мне показалось на первый взгляд. Затем во мраке, у входа в сарай, вспыхнули маленькие желтые глазки.

– Человек, – с ужасным акцентом произнес неизвестный, который, судя по всему, не отличался большим ростом, – хочешь, за лошадками присмотрю?

– Дай мне тебя рассмотреть, – сказал я ему.

Он неохотно выполз на более светлый участок двора. Это был домашний дух, как называли иных существ из этого племени. Небольшой, величиной с ботинок, с гротескной головой, обезьяньим личиком, покрытый желтоватой шерстью.

– А умеешь?

Он кивнул:

– Раньше, когда здесь жили ваши, присматривал. Это теперь все ушли, и я без дела.

– Что хочешь за работу?

– Мне бы хлебушка, – неуверенно ответило иное существо. – Давно его не пробовал.

Я сходил в дом, взял ломоть хлеба, отломил кусок копченой колбасы и, отрезав сыра, вернулся во двор.

– Спасибо, – сказал дух, принимая плату, которая должна была насытить его на неделю вперед. – Все сделаю.

– Кого-то из иных решил задобрить? – поинтересовался у меня Рансэ, когда я вернулся в комнату.

– Да. Он присмотрит за лошадьми.

Страж согласно склонил голову, и я спросил:

– Как мы проникнем на территорию университета?

– Это легко. Гораздо сложнее шарить по подвалам и обстукивать стены. Такие вещи всегда привлекают внимание. Два самых старых корпуса расположены в парке. В них и будем искать.

– Дурацкий план, – оценил Проповедник.

– Иного у нас все равно нет.

– Чудесно. – Я потер глаза. – Так как мы попадем в университет?

– Я неплохо фехтую, и меня уже приняли на должность маэстро для младших курсов. Есть дело и для тебя.