Я был в шоке от того, что даже криминального авторитета принудили платить взносы в школу. И глядя на то как он листал дневник своего сына, думал, кто же больший бандит: человек передо мной с тремя ходками или законопослушный директор школы?
Власти Казахстана неоднократно объявляли школьные поборы незаконными, но они все равно продолжали – и, вероятно, и по сей день продолжают иметь место.
Через неделю Арсена взяли за разбойное нападение, слышал, что его приговорили к десяти годам лишения свободы.
С тех пор я больше его не видел.
Кроме этого случая
День близился к концу, на часах шел шестой час вечера. Редакция небольшой газеты, в которой я работал, расходилась после пяти. И мы оставались в офисе вдвоем с редактором. Был он мужиком взрослым, лет под шестьдесят. Мне же еще не было и двадцати пяти и потому, я любил послушать рассказы из его молодости или даже просто мужские жизненные советы.
Зазвонил телефон и я поднял трубку. Звонила женщина. Слабым голосом она стала жаловаться на то, что врачи не выписывают ей необходимых для лечения лекарств и просила приехать к ней корреспондента, так как она хотела пожаловаться на медиков в газету.
Признаться, мне под конец рабочего дня куда-либо ехать совсем не хотелось. За окном было лето, вечер обещал быть погожим, и оттого я с вялостью и неохотой рассказал редактору о том кто звонил и почему.
– Ну, съезди, – попросил тот с намёком, что мол, вряд ли что может быть серьёзного под вечер.
И я поехал по адресу. Вошел в подъезд, пробежал на нужный этаж. К моему удивлению, дверь в квартиру была приоткрыта.
– Есть кто? – заглянул я внутрь.
– Входите, – раздалось из дальней комнаты.
Неуверенно, я прошел на голос. В одной из комнат, в постели лежала пожилая женщина. Вид у неё был больным.
– Это я вам звонила. Хотела пожаловаться на то, что мне не хватает обезболивающего, которое выписывают врачи, – сказала она дрожащим голосом. И тут же ее слова прервались криком. – А-а-а, – закричала она.
Мне стало не по себе, потому как я понял, что вероятно, она была больна серьезно, раз её донимали такие боли.
– Давно вы больны, – начал я издалека.
Женщина мне рассказала, что болеет уже продолжительно. Оказалось у нее была последняя стадия рака. Услышав это, я оробел. Впервые перед собой я видел обреченного человека. Дух мой поник и я совершенно не знал, что делать.
Я спросил есть ли у неё дети и та ответила, что у неё есть сын, который жил в соседнем городе. Больная стала мне рассказывать о своей молодости, о своей жизни. В комнате на дверной ручке висела сумка синего цвета. Я сразу же узнал её. С такими сумками я видел социальных работников, которые ходили некоторое время назад по городу во время кампании по переписи населения. Проследив направление моего взгляда, женщина стала рассказывать, что работала почтальоном.
– Я была такая молодая, я была такая красивая, – говорила она о себе в прошедшем времени. От этих слов на моей голове встали дыбом волосы. Человек лежавший передо мной на кровати говорил о себе так, будто его уже не было.
– Я была такой харизматичной, такой сильной…
Когда видишь перед собой человека, смирившегося с тем, что ему скоро умирать, то понимаешь насколько тленен этот мир. Когда человек живет, он не понимает всей ценности того, что называется жизнью. Ну а когда же подходит тот самый момент, он начинает относится к бытию иначе. Он начинает ценить всё то, что у него было! Каждое мгновение жизни, которую он прожил. Мне казалось, что женщина, видя себя в своем воображении, гордилась тем, какой она была. Гордилась своей внешностью, своим характером – гордилась всем своим существом. И смирились с тем, что того человека, которого она видела, больше уже не будет. Она размышляла о себе, как размышляет человек на границе между жизнью и смертью. Я понял, что когда близится тот самый час, человек считает все свои плюсы и минусы. И видит себя со стороны. И что в то мгновение главное для него – то, кем он был – хватало ли у него сил быть больше на стороне правды, чем кривды.