В комнату вошел один из помощников.

– Все готово, – коротко сообщил он, – через пять минут можем начинать.

– Хорошо, – кивнул президент, очнувшись от своих мыслей, – Пахомов здесь?

– Ждет в приемной.

– Пригласите его.

Помощник кивнул и вышел из кабинета. Почти сразу вошел генерал Пахомов.

– Добрый день, – поздоровался президент, поднимаясь из кресла и пожимая руку начальнику охраны. – Что-нибудь известно об этом Иголкине?

– Психопат, – поморщился генерал, – но мы все равно проверяем все его контакты. Похоже, он просто неуравновешенный человек. Придется отправить его на лечение. Он ни с кем не связан.

– Я так и думал. Нужно передать журналистам, чтобы меньше писали об этом несчастном. Незачем уделять ему слишком много внимания.

– Да, – сдержанно согласился Пахомов и вышел из кабинета.

Уже несколько дней его офицеры вместе с сотрудниками ФСБ проверяли всю предыдущую жизнь Иголкина. И ни одного подозрительного факта, указывающего на возможное наличие заговора, не нашли. Однако Пахомова все последние дни одолевало нарастающее чувство беспокойства. Он не понимал, чем оно вызвано. О предстоящем визите президента в театр знали только два человека: сам президент и начальник его личной охраны. Иголкин оказался шизоидным неврастеником, место которого в психиатрической больнице. И тем не менее Пахомов продолжал поиски, словно пытаясь опровергнуть самого себя.

Утром Гейтлер выехал в город, предупредив Дзевоньского, что вернется лишь на следующий день.

– Хорошо, – согласился тот, тяжело вздохнув, – я вам верю, но каждый раз, когда вы уезжаете, я теряю столько нервных клеток, что мне гораздо легче поехать вместе с вами.

– До сих пор считаете, что я сбегу? – понял Гейтлер. – Я уже вам говорил, генерал, что вы имеете дело с профессионалом. У меня есть свое понятие офицерской чести. И мне совсем не хочется, чтобы ваши молодчики появились у моих внуков. Это тоже сдерживающий фактор. Можно было бы об этом не говорить, но я все время помню ваши угрозы.

– Можете их забыть, – великодушно предложил Дзевоньский, – это были глупые угрозы.

– Но я помню, – возразил Гейтлер, – постоянно помню. До свидания, пан Юндзилл. Завтра днем я вернусь сюда. Как там с Абрамовым? Ваши люди за ним следят?

– Конечно. Проверяем все его связи, всех знакомых. Установили нашу аппаратуру у него в квартире, прослушиваем все домашние беседы, все телефонные разговоры. Информации уже достаточно. Мы можем взять его в любую минуту, когда вы решите, что настал такой момент.

– Рано, – отозвался Гейтлер. – Мы ведем наблюдение всего несколько дней. Этого мало. Нужно не меньше двух недель. К концу января мы будем готовы. Куда думаете его привезти?

– Сюда, – ответил Дзевоньский, – у нас есть винный склад в подвале. Мы уже начали его осторожно освобождать. Там метров сорок, вполне достаточно. Посадим его на цепь. Или наденем наручники.

– Это опасно, – предупредил Гейтлер, – не забывайте, что его будут искать.

– Именно поэтому. О его появлении здесь будут знать только два человека. Вы и Карл Гельван. Больше никто. Я буду чувствовать себя намного увереннее, если этот журналист будет сидеть в нашем подвале.

– А если его обнаружит наша кухарка? Или кто-нибудь из охранников?

– Не думаю. Мы постараемся все предусмотреть. Они в подвал никогда не спускаются. Повесим там замок, а ключ будет только у меня. Я даже думаю установить в подвале небольшую видеокамеру, чтобы за ним следить.

– А если он начнет кричать?

– Его не будет слышно, я проверял. Кроме того, можно поставить легкую музыку у дверей. Например, включить какой-нибудь магнитофон.