Вправо и влево убегали зеркально одинаковые коридоры, только стены в них выглядели светло-синими, ковёр – почти чёрным, шторы, кажется, голубыми. Бесконечный зелёный проход за спиной никуда не исчез, а перед глазами уходил вверх длинный, широкий пролёт. Он заканчивался не очень большой площадкой с гигантским окном, оттуда два узких ряда ступенек поднимались впритык к стенам, и два точно таких же вели вниз до следующей площадки, после которой лестница вновь соединялась.

Ллэр повёл её вниз.

Широкие ступени застилал всё тот же мягкий ковёр, что и в коридоре. Постепенно он становился темнее, пока на другом этаже не превратился из серого в чёрный.

Спускаться довелось всего на один этаж. И снова коридоры.

Вскоре Мира просто потеряла счёт анфиладам, аркам, переходам, дверям, винтовым лестницам. Возникло ощущение, что стены движутся одновременно с ними, только в противоположную сторону.

В какой-то момент Ллэр выругался, буркнул, будто бы извиняясь:

– Это я и имел в виду. Сегодня до моей комнаты может быть двадцать метров – завтра километр.

И свернул за очередной поворот.

Мира покорно пошла следом. Она уже несколько раз собиралась высказать всё, что думает об уютном, просторном, даже красивом, но слишком непрактичном и громадном замке. И о пеших прогулках на расстояния, которые нормальные люди покрывают на таксилётах, но строил явно не Ллэр. Быстрее они не дойдут, а на спор ни о чём не оставалось сил.

– Когда придём, с тебя массаж. Или будешь таскать меня на руках, – не выдержала Мира, распрощавшись с очередной иллюзией, что этот поворот – последний.

И тут они наконец остановились.

– Пришли.

Комната была почти отражением комнаты Алэя. Тоже огромная, с одним окном-эркером, камином, дверью в правом углу. Кровать стояла там же, как и письменный стол. Зато был диван и шкафов с книгами – намного больше, как и беспорядка. Чуть ли не на каждом свободном сантиметре что-нибудь да лежало. В основном, бумаги. Не диски, не кристаллы с записями, а распечатки, ксерокопии, схемы, чертежи, карандашные рисунки, журналы, вырезки. Просто скомканные листы или разодранные на одинаковые тонкие полоски. Раскрытые бумажные книги были разбросаны везде: на креслах, на стульях, на кровати и даже на полу. Где не было книг, там валялись чашки или какие-то фигурки, куколки, пирамидки. Мира заметила даже одинокий, несчастный кактус на каминной полке и череп, похожий на человеческий, из глазниц которого торчали карандаши.

– Постарайся ничего не трогать.

– Ой, можно подумать ты заметишь в этом бардаке, – отмахнулась Мира. – Так, сначала попить.

Ллэр склонился к тумбе у письменного стола, звякнули стаканы, потом раздалось бульканье, и по комнате разлетелся кисло-сладкий аромат. Ллэр снова выпрямился, держа в руках два высоких стакана, наполненных светло-лимонной жидкостью.

– Никакого алкоголя, – он протянул один ей. – Но всё равно не спеши.

Не слушая, Мира жадно глотнула. Горло тут же обожгло ледяным холодом. Отдышавшись, следующий глоток она сделала уже медленней.

– Вкусно, – Мира опустила недопитый стакан на стол, чуть сдвинув в сторону исписанные от руки листы. Торопливо стянула перепачканные в успевшей засохнуть грязи брюки. – Ванна где?

– Там, – Ллэр кивнул на дверь в углу. – Любые полотенца, которые висят – чистые. Те, что на полу… – он развёл руками. – Всё, что в бутылочках на белой полке – можно и на голову, и… – он ухмыльнулся, – не на голову.

– А знаешь, у тебя почти получается быть милым, – хмыкнула Мира, швыряя брюки с босоножками на пол. Что с ними делать, разберётся потом. Вдруг у него не найдётся для неё одежды, и придётся напяливать обратно.