Взглянув на бесчувственного прапорщика, Кадочников осознал, что они остались без руководства.

– Наблюдать! – заорал Василий, принимая всю ответственность за ведение боя на себя. – Костян, сука, куда смотришь? Влево, влево, да не с-с-сы. Мочи их! Сажин, гранатометчика, гранатометчика! – И тут же сам приникая к пулемету: – Сукин сын, я тебе! – длинной очередью срезав вражеского стрелка, он тут же переключился на группу наступающей пехоты.

Пятеро упали, задергались в поднимающейся пыли.

– Шут! – Василий вдруг вспомнил про разведчика – санитара Шустова. – Куда зашкерился? Быстро перевяжи прапора! Зарипов, отсекай тех, что слева, слева, говорю, отсекай! Мочи! Зверев, с граника их, с граника! Бублик, передай нашим, справа танки! – мелькнувшая мысль – «откуда у противника танки?» – потонула в потоке новых событий.

Василий стрелял, командовал, швырял гранаты и наконец, когда противник подошел совсем близко, поднял группу в рукопашный бой.

– У, мразь! – ругался Кадочников, без устали размахивая тяжелым пулеметом. Свернув шею одному и нанося удар прикладом «Печенега» следующему, он упал на колено и длинной очередью почти напополам перерезал командовавшего «чехами» бородатого коротышку в треуголке. В этот момент пулемет умолк.

– А я что говорил?! – качая окровавленной головой перед лицом Василия, появился нехорошо улыбающийся прапорщик. – Я разве тебе, бобо, не говорил, как надо заряжать ленту, а? Не говорил? – надрывался Маркитанов, не замечая, как из-за его спины медленно поднимался только что убитый боевик, державший в руке огромный кривой нож, с кончика которого капали почему-то ярко-оранжевые капли крови.

– Сзади! – хотел предупредить Василий, но не успел…

– К машине! – стук в борт и голос командира группы заставили Василия выйти из сонного забытья.

– Уф! – облегченно вздохнул он, понимая, что все произошедшее ему только приснилось. – Уф, блин! – повторил он вновь, с трудом выпрямляя затекшую ногу. Разведчики прыгали за борт и, подхватив рюкзаки, быстро уходили в зеленку. Василий встал и сонно потащился к распахнутым настежь дверям. Взгляд уперся в густые темно-зеленые заросли, начинающиеся в пяти метрах от остановившейся машины.

– Шустрее! – поторопил его суетящийся у борта прапорщик Маркитанов. Василий остановил на нем взгляд, хмыкнул, тихо пробормотал:

– Как живой! – после чего спрыгнул и, подхватив рюкзак, вслед за остальными побежал к лесу.

Группа остановилась, едва сумев растянуться по пологому скату ближайшего хребта.

«Выход на связь, – передали по цепи, – десять минут». И на всякий случай напоминая: «Наблюдать. Свои сектора».

И сразу тишина. И лишь со стороны радиста раздавалось едва слышимое, едва угадываемое бормотание, теряющееся в шуме леса уже в двадцати шагах от самого радиста.

– Ворон – Центру, Ворон – Центру, – бормотал Бубликов, пытаясь достучаться до то ли прикемарившего, то ли отлучившегося вопреки всем инструкциям дежурившего на сто сорок второй связиста.

– Ворон – Центру, Ворон – Центру, – постепенно повышая голос, продолжал взывать Бубликов. Прошло пять минут, потом еще пять, связи не было.

– Двигай к головняку, – наконец Синицын не выдержал ожидания, – поднимитесь выше. – И, погрозив радисту кулаком, добавил: – Связи не будет – будешь у меня сачком волну ловить, понял?

– Понял, – недовольно проворчал Бубликов, собирая в кучу все прибамбахи своего «Арахиса».

– А ты чего расселся? – шикнул группник на задумчиво созерцавшего окрестности второго радиста, младшего сержанта Саушкина. – А ну марш с Бублей. Прибалдел он…

Для того чтобы достучаться до Центра, радисту и сопровождавшему его головному разведывательному дозору пришлось подняться на самый верх, но зато связь появилась тотчас же.