• НКС № 3 по разработке приборов и специального оборудования во главе с Н.Г. Масловым (с 11 сентября 1947 года НКС-3 возглавил Самвел Григорьевич Кочарянц).

Вначале в секторах имелось всего по несколько сотрудников, и лишь по мере расширения работ численность их несколько возросла.

Ядерные заряды даже первых схем – весьма своеобразная инженерная конструкция. С одной стороны она внешне не так уж сложна, если сравнивать ее, скажем, с мощным авиационным карбюраторным двигателем внутреннего сгорания. Внешнюю сравнительную простоту зарядов не раз отмечали и сами их конструкторы. Но к этой обманчиво простой конструкции предъявляется целый комплекс требований, характерных только для нее! Причем сами эти требования – особенно на первых порах – не всегда были очевидны, и не только формулировка их, но само осознание необходимости выдвижения тех или иных требований представляли собой отдельную проблему. Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что – точнее не скажешь… Характерной деталью может быть история с зачеканиванием сусальным золотом шлица на винтах в РДС-1, о чем в своем месте будет рассказано.

Особенно сложно оказалось определить суть компетенции НКС № 2 Николая Александровича Терлецкого. Как раз он-то – еще как сотрудник НИИ-6 – и начинал первым возиться со сферическими сборками в Софрино. И еще в НИИ-6 он был связан с созданием конструкции так называемой фокусирующей системы заряда – по заданию Ю.Б. Харитона.

По всему выходило так, что самую оригинальную и трудно дающуюся «изюминку» конструкции делал Терлецкий и его люди, в том числе – Гречишников. Хронология тут простая… С лета 1946 года Терлецкий начал – как потом говорили в Сарове— «корчевать пни» взрывом под Софрино… С зимы 1947 года он занимается этим уже в Сарове, а в мае 47-го под начало к нему приходит, в числе других, такой выдающийся уже тогда конструктор, как Гречишников, и разворачивается в полной мере напряженная и кропотливая работа по заряду.

Это – НКС-2 Терлецкого, отвечающего непосредственно за заряд. И из конструкторов только Терлецкий и его люди знали физическую схему заряда – для остальных она была таинственным «черным ящиком».

А был и НКС-1 Турбинера, отвечающего за корпус бомбы. Тогда, в конце сороковых годов, у стратегического ядерного оружия мог быть только один носитель – авиационный, а конкретно – тяжелый бомбардировщик Туполева Ту-4. Соответственно, ядерный боеприпас мог быть тоже лишь одного типа: авиационная бомба. Собственно, КБ № 11 и делало ее, включая баллистический корпус, систему автоматики подрыва и прочее. И в постановлении Правительства, подписанном Сталиным, говорилось о бомбе.

Но «сердцевиной» ее был, конечно, сам заряд.

То, что этот заряд будет установлен в некую авиационную бомбу РДС-1, было ясно с самого начала. Поэтому разработка баллистического силового корпуса, подвеска заряда в нем, общая компоновка изделия, проблемы сброса с носителя, то есть, то, чем занимался сектор Турбинера, были очень важными составляющими общей задачи. Но, все же, – не самыми «мутными», не самыми непонятными, не самыми пионерскими.

Тем не менее, как водится, бросается в глаза прежде всего то, что лежит перед глазами. В нашем случае это – внешние обводы Бомбы, ее корпус. И не Терлецкий брал «узел» Турбинера, чтобы вкомпоновать его в свой, а, напротив, Турбинер встраивал в общую конструкцию «узел» Терлецкого, приборы Кочарянца и т. д.

Так что формально Бомбу делал Турбинер – потому что он вел общую ее компоновку и, как считал он сам, вел «первую скрипку». К тому же, с февраля 1948 года Виктор Александрович стал начальником Терлецкого и официально – по предложению Турбинера три конструкторских сектора были преобразованы в единую структуру. И Турбинер возглавил конструкторский сектор в составе трех конструкторских отделов (№ 1 Н.Г. Маслова, № 2 Н.А. Терлецкого, № 3 С.Г. Кочарянца), отдела № 4 С.И. Карпова и группы нормализации и стандартизации Д.М. Урлина.