Дни в госпитале тянулись долго. Наконец, врачи пришли к однозначному выводу, что Тони у них делать нечего. К тому же, пришло время собирать свои немногочисленные вещи и ехать домой.

– Вы уверены, капитан, что хотите нас покинуть? – допытывался у него генерал Годуэлл.

– Да, сэр, абсолютно. Служба мне нравится, но я – человек семейный, пять лет в армии для меня многовато. Хочу осесть, обзавестись домом, детьми.

– Что ж, я это так себе и представлял. Не буду говорить, насколько нам нужны вертолетчики экстра-класса, как Вы, Тони, и желаю удачи на гражданке. А если надумаете – знаете, как с нами связаться. Будем всегда рады Вам…

   Транспортный самолет ВВС Сэнгамона, перевозивший джипы в Мэджик Сити, взял Черповодски на борт, и через час полета Тони в парадной летной форме сошел на бетонку аэродрома своего города. Поймав такси, он поехал домой.

   Следующие три дня запомнились ему на всю жизнь, столько тепла и любви было отдано ему его зеленоглазой волшебницей Шейлой. Тони с непривычки вскакивал в шесть утра, ночью ему снились вертолеты, трудные задания, которые были ему не по плечу, во сне он почему-то терял контроль над собой, паниковал, ему казалось, что обязательно должно произойти что-то страшное, неотвратимое. Он летел куда-то на боевом вертолете, перед ним вдруг вырастала гладкая графитового цвета стена, он изо всех сил давил на гашетку, ракеты с визгом неслись вперед, врезались в преграду и… не оставляли на ней даже щербин.

   Из кошмара его извлекали ласковые прикосновения губ Шейлы. Она, молоденькая банковская служащая, вчерашняя студентка, как никто понимала своего бедового муженька и еще – обожала его. За пять лет, что он служил, она ни разу не высказала недовольства, обиды или претензии, ведь ее Тони обеспечивал им будущее, а раз так – она готова была подождать.

   Вскоре Тони, наконец, почувствовал себя дома. Они с Шейлой обошли всех друзей, съездили в Маргарита-Сити к матери Тони, купили машину – предел мечтаний, вишневый "Ягуар", вещь, о которой до армии не стоило и думать. Теперешний счет в банке позволял Черповодски не заботиться о хлебе насущном – на него было заработано. К тому же через полмесяца после возвращения Тони из армии Шейла почувствовала недомогание. Доктор подтвердил ее догадку – это была беременность.

   Тони, счастливый и шальной, носился на "Ягуаре" по Мэджик-Сити, покупая кроватку, стульчик, пеленки, распашонки, чепчики, сандалики и прочую амуницию для своего наследника. Шейле же было строго-настрого заказано выходить из дома по любому делу, кроме прогулок. Чтобы ей не скучать, к Тони переехала на время его мама, веселая неунывающая Вера. Вдвоем с Шейлой они частенько уходили на смотровую площадку над бухтой Мэджик и подолгу сидели там в шезлонгах, наслаждаясь прохладным океанским бризом. На ворчание Тони по поводу того, что она заставляет Шейлу много ходить, Вера приводила ему контраргумент, что, будучи беременной Тони, она вовсю гоняла на велосипеде и вообще себя мало ограничивала:

– Шевелиться ей надо, мой дорогой, а то, как рожать придет время – совсем обленится!

   Так, в счастливых хлопотах, летели дни. Шейлин живот стал заметно округляться, шел пятый месяц. Она уже ходила в костюме для беременных. Взгляд ее зеленых глаз стал глубок, устремлен в себя. Она похорошела, бледность, столь обычная в прошлом, уступила место здоровому румянцу. Все было бы слишком хорошо, если бы однажды она не разбудила Тони, пожаловавшись на плохое самочувствие.

   Боли начались неожиданно. Это было не шевеление плода и не схватки преждевременных родов. Боль ныла тупо и навязчиво, как приставучий комар. Длилось это до самого утра, когда боль ушла так же неожиданно, как и явилась. Шейла встревожилась не на шутку, несмотря на то, что Вера, как могла, старалась успокоить ее. Наутро Тони усадил жену в "Ягуар" и повез к доктору.